Зет

Вдруг Пирухаса ударили по голове, и все поплыло у него перед глазами. Кровь ручьями потекла по его впалым морщинистым щекам. Он обернулся и увидел высоченного, широкоплечего парня, который приготовился нанести ему еще один удар своими стальными кулачищами. Прежде чем лишиться чувств, Пирухас с удивлением взглянул на младшего лейтенанта, сержанта и жандарма, немых свидетелей этой сцены, которые стояли не шевелясь, точно монументы в городском парке.

— Почему вы его не арестовываете? — закричал он.

— Тише! — раздался краткий ответ офицера.

— Как это тише? Мне разбили голову! Я депутат! Депутат!

И тут он почувствовал, что силы его покидают. Подхватив Пирухаса под мышки, Токатлидис втащил его в клуб. Он достал из кармана носовой платок, чтобы стереть раненому кровь с лица, как вдруг увидел, что у входа остановилось такси. Тогда он решил, что самое лучшее отвезти Пирухаса на Пункт первой помощи. Однако не успел он выйти на улицу, как трое хулиганов, с угрозами обступив водителя такси, отогнали машину от клуба. И на этот раз жандармы даже не шелохнулись.

Теряя сознание — кровь продолжала струиться у него из раны, и сердце едва билось, — Пирухас прошептал:

— Пусть кто-нибудь сбегает наверх и предупредит Зет, чтобы он не выходил один на улицу. Это каннибалы. Они растерзают его.

В это время мимо клуба случайно проезжала санитарная машина, и Токатлидис, остановив ее, попросил водителя отвезти раненого депутата на Пункт первой помощи. Машину тут же окружили десятка два чудовищ. Мужчина с зонтом закричал:

— Санитарная машина для людей, а не для выродков! И он указал острым концом зонта на дверь, за которой лежал раненый.

Мужчина этот с красиво уложенными волосами был изящно одет, и его можно было принять за английского лорда или по крайней мере за дирижера.

Токатлидис и еще двое подняли Пирухаса и потащили к машине. Зонт угрожающе раскачивался перед ними. Тогда Пирухас обратился к капитану жандармерии, верзиле в очках, стоявшему неподалеку:

— Неужели вы не видите! Они опять готовы наброситься на нас!

Тут капитан вынужден был сказать мужчине с зонтом:

— А ну-ка, пройдите отсюда! — Он не попытался даже задержать его или хотя бы отчитать.

Щеголь удалился, изрыгая угрозы и проклятия.

Пирухаса, окровавленного, в полубессознательном состоянии, уложили в машине на носилки. Токатлидис и два его помощника хотели поехать вместе с ним на Пункт первой помощи, по им не разрешили.

— Это же просто необходимо. Иначе его линчуют. Разве вы не видите, что хулиганы готовы напасть на него?

— При нем есть фельдшер, — отрезал капитан в очках.

Санитарная машина загудела, разгоняя стаю взбесившихся человеко-зверей, и тронулась. Но за ней, словно по сигналу ринулась целая ватага хулиганов; одержимые жаждой крови, они с обеих сторон колотили по стеклам, стучали по капоту машины.

Стоявший на другой стороне улицы Генерал удовлетворенно улыбнулся. С Пирухасом еще со времен оккупации у него были свои счеты. Они дрались тогда не на жизнь, а на смерть друг против друга во враждебных партизанских отрядах. Но теперь на земле восторжествовала справедливость. Он был генералом, а тот депутатом, отданным на растерзание стае ядовитых пресмыкающихся.

Видя, что санитарную машину окружила банда громил, напоминавших чемпионов по кетчу, Токатлидис бросился было на помощь Пирухасу, который мог стать добычей этих взбесившихся наймитов, но на голову ему посыпались удары, полетел дождь камней, кто-то подставил ему подножку, и он вынужден был вернуться в клуб, спрятаться за железную дверь — единственную защиту.

Когда перестала наконец выть сирена и началась настоящая бомбардировка камнями, депутат, который остался один в санитарной машине с разбитыми стеклами, был оглушен ударами камней по капоту машины и ослеплен красным светом, падавшим также на озверевших хулиганов, сгрудившихся вокруг него; депутат понял: приближается его последний час. Все произошло молниеносно, так что он не успел даже собраться с мыслями.