Жаботинский и Бен-Гурион

«<…> Мухи эд-Дин сказал, что, когда подошел срок подписания британско-египетского соглашения об эвакуации англичан из зоны Суэцкого канала, агентурной сети был отдан приказ действовать, чтобы доказать шаткость внутреннего положения Египта, испортить американо-египетские отношения и сорвать подписание соглашения. Мухи эд-Дин сказал также, что израильские агенты подложили 14-го июля зажигательные бомбы в секретариате американского посольства в Каире, а также в справочном бюро; 23-го июля такие же бомбы были подложены в кинотеатрах Каира и Александрии. По словам Мухи эд-Дина, один из этих зарядов, брошенный евреем Филиппом Натансоном, взорвался у каирского кинотеатра «Рио» и ранил его самого. В ходе расследования удалось задержать всю шпионскую сеть. По словам Мухи эд-Дина, члены организации прошли соответствующую подготовку в Израиле, где их специально обучали военному делу и радиоделу, фотографии и картографии»[93].

Всего было арестовано 13 человек. Одиннадцатого декабря они предстали в Каире перед военным судом, проходившим под аккомпанемент мощной антиеврейской кампании, направленной против египетских евреев, которых Насер объявил пособниками «сионистского врага».

В правительстве Израиля разразился скандал, когда выяснилось, что премьер-министр не был информирован о крупномасштабной операции военной разведки. Лавон пробовал доказать свою непричастность, и по его требованию 2 января 1955 года Шарет назначил специальную комиссию для выяснения обстоятельств дела и степени ответственности лиц, виновных в проведении операции, не санкционированной правительством и премьер-министром. Комиссия работала в глубочайшем секрете, о ее деятельности знала только политическая верхушка Рабочей партии. Министры от других партий и рядовые депутаты Кнесета о создании комиссии оповещены не были.

В ходе расследования Джибли и Лавон перекладывали друг на друга ответственность за провал операции. Джибли, фальсифицировав документы, доказывал, что он выполнял приказ министра обороны. Лавон это отрицал, утверждая, что Джибли действовал самостоятельно.

Официальное решение комиссии было расплывчатым. Имея противоречивые свидетельства, она не решилась возложить вину на кого-либо одного, но Шарет, желая сохранить в тайне итог разбирательства, отдал распоряжение прекратить расследование, не сняв обвинений в превышении должностных полномочий ни с одного, ни со второго.

27 января суд в Каире приговорил двух арестованных к смертной казни, шестерых — к длительным срокам тюремного заключения, от семи лет до пожизненного.

Едва стало известно о чудовищном провале военной разведки и безответственности Лавона, создавшего благодатные условия для самодеятельности своих подчиненных, соратники Бен-Гуриона удвоили усилия, уговаривая его вернуться в правительство.

1 февраля делегация высокопоставленных членов Рабочей партии приехала в Сде-Бокер и доложила Бен-Гуриону о приговоре каирского суда и о выводах комиссии. До фиаско в Каире Старик всегда поддерживал своего протеже. Когда партийная комиссия приступила к работе, он изменил свое мнение и высказался, что «не пристало министру обороны действовать в сфере, целиком и полностью относящейся к политике». На этот раз, выслушав гостей, он заявил твердо и однозначно: «Лавон должен уйти!»

Для Лавона, когда ему сообщили слова Бен-Гуриона, это стало последним ударом — он надеялся, что при поддержке Старика ему удастся доказать свою невиновность. 16 февраля 1955 года он подал в отставку. Никто из видных деятелей Рабочей партии не желал взвалить на себя ответственность за безопасность страны и занять освободившуюся должность министра обороны. После бесконечных визитов в Сде-Бокер лидеров Рабочей партии, обеспокоенных тем, что правительственный кризис угрожает стабильности в обществе, Бен-Гурион сдался. Уступив уговорам, он безрадостно записал в своем дневнике: «Уход Лавона очевиден, но нет никого, кто занял бы его место. Они уговаривают меня. Я не выдержал и решил, что должен уступить их настояниям и вернуться на пост министра обороны. Оборона и армия превыше всего».

В 68 лет он вновь взвалил на себя груз ответственности. Более полувека Бен-Гурион отдал реализации сионисткой мечты, и в сложившей ситуации превыше всего для него оказались общественный долг и забота о безопасности еврейского государства.

Шарет, обрадованный избавлением от Лавона и завершением правительственного кризиса, написал Бен-Гуриону благодарственное письмо: «Я восхищаюсь вашим решением как примером гражданственности и свидетельством глубокого товарищеского отношения к нам. Пусть восторг армии и нации послужит вам утешением. Буду у вас в воскресенье, после заседания Совета министров. Крепитесь!»