Жаботинский и Бен-Гурион

После завершения 12-го конгресса в составе делегации фонда «Керен га-Есод» Жаботинский отправился в семимесячное зурне по США. Он посетил более пятидесяти городов, его имя было на слуху, и повсюду он собирал большую аудиторию, охотно жертвовавшую деньги на строительство Эрец-Исраэль.

Европейские новости, которые он узнавал из газет, не были оптимистичными. В Лондоне сионистское руководство следовало политике компромиссов и уступало давлению, оказываемому Сэмюэлем и Черчиллем. Вступила в силу «Белая книга», разработанная Верховным комиссаром Палестины и утвержденная Черчиллем (формально министр по делам колоний считался ее автором), против одобрения которой в том виде, в каком она была принята Всемирной сионистской организацией, Жаботинский выступал перед отъездом в Америку.

История ее принятия драматична. В начале июня, незадолго до открытия 12-го конгресса, Вейцман показал Жаботинскому черновик «Белой книги», переданный из канцелярии Черчилля, с требованием принятия ее не позднее утра 18 июня. Ультиматум Черчилль подкрепил угрозой лишить сионистскую организацию статуса официального Еврейского агентства, полномочного вести переговоры с правительством Великобритании, на которое, в соответствии с британским мандатом на Палестину, планировалось возложить руководство деятельностью по созданию еврейского национального очага.

Перед Жаботинским стоял сложный выбор. С одной стороны, неприемлемой была фраза из «Белой книги» о невозможности «превращения Палестины в еврейскую страну в такой мере, в какой Англия является английской» и казуистическое утверждение, что еврейская иммиграция должна быть продолжена так, чтобы «число прибывших устанавливалось с учетом экономической емкости страны в каждый данный момент». С другой стороны — весомым был ультиматум Черчилля, угрожавшего, что в случае несогласия с «Белой книгой» правительство откажется признать сионистскую организацию в качестве Еврейского агентства.

Споры и дискуссии в сионистском руководстве не утихали. Вначале большинство членов руководства одобрило позицию Жаботинского, пытавшегося смягчить неприемлемые для сионистов пункты, затем они уступили требованию Вейцмана и проголосовали за подписание документа без оговорок, предложенных «еврейским Гарибальди». Жаботинский был единственным, кто проголосовал «против» подписания документа в том виде, в каком его предложил Черчилль, но считал, что, несмотря на существующие разногласия, он не имеет морального права выйти из руководства организации. Жаботинский все еще надеялся на английское благородство, на верность ранее выданным обещаниям — и полагал, что своевременный ответ на предъявленный ультиматум, а также закулисные переговоры (Вейцман также на них рассчитывал) позволят изменить нежелательные формулировки. Все-таки это был черновик «Белой книги», который еще можно отредактировать.

С этими утешительными мыслями он отправился в США собирать деньги для «Керен га-Есод».

1 июня 1922 года без изменений «Белая книга» была утверждена британским правительством. Жаботинский позже жалел, что не вышел из руководства Всемирной сионистской организации сразу же после ее утверждения. Он считал виновником поражения Вейцмана и обвинял его в слабохарактерности, в нежелании мобилизовать общественность, прессу, в неумении оказать давление на правительство, дабы заставить его изменить формулировки «Белой книги», ставящие алию в зависимость от неких дополнительных условий.

Но сделка есть сделка. Черчилль отблагодарил Вейцмана признанием Великобританией Всемирной сионистской организации в качестве Еврейского агентства. В июле 1922 года аналогичный шаг сделала Лига Наций. Это позволило сионистам открыть в Иерусалиме бюро Правления Всемирной сионистской организации, которое до создания в 1929 году Еврейского агентства (Сохнут) в рамках квот, выделяемых мандатными властями, регулировало еврейскую иммиграцию в Эрец-Исраэль.

Получив официальный статус, сионисты упрочили свое влияние и вошли в руководство представительских органов ишува, созданных в 1920 году: Собрания депутатов и Национального комитета.

…Осенью 1922 года расхождения между Вейцманом и Жаботинским усилились, из недавних друзей и соратников они превратились в политических противников. Конфликт назревал, он был неизбежен. Вейцман, по характеру склонный к поискам компромиссов, лавировал и уклонялся от боя там, где Жаботинский готов был стоять насмерть, ни на йоту не сдавая своей позиции. Для Вейцмана характерным было признание, сделанное им Жаботинскому осенью 1915-го, когда они были союзниками в битве за легион (освежим память и повторим его): «Я не могу, как вы, работать в атмосфере, где все на меня злятся и все меня терпеть не могут. Это ежедневное трение испортило бы мне жизнь, отняло бы у меня всю охоту трудиться».