Жак-француз. В память о ГУЛАГе

Позже я дополнил записи чтением, изучением воспоминаний и свидетельств. Например, для этой статьи пригодилась “Тюремная пайка” Шаламова. А в библиотеке Варшавского университета я обнаружил книгу о царском уставе содержания под стражей. В Советском Союзе этот том был совершенно недоступен, потому что если бы какой-нибудь наглец взялся сравнивать те условия с гулаговскими, он тут же заметил бы, что при царе жилось несравнимо лучше. А в статье “пайка”, там, где упоминается арестантский паек царского времени, сказано: “Арестант царских времен получал единую норму хлеба – 2 фунта (812 г) в сутки, что соответствует почти двум основным суточным нормам советского зэка. Арестанты, занятые тяжелым физическим трудом, получали еще дополнительный фунт или всего 1228,5 грамма, в советских же лагерях самая большая пайка –1200 граммов”[41].

Груда моих карточек росла, и я забеспокоился. Если бы польская милиция наложила на них лапу, меня бы, возможно, не отправили в тюрьму, но рукопись бы наверняка конфисковали. У меня были добрые друзья во французском посольстве. В Польше, в отличие от Советского Союза, можно было общаться с “капиталистами”. Один из них рискнул отправить мои карточки во Францию дипломатической почтой. Карточки были, разумеется, написаны по-русски, ведь основным их материалом был словарь ГУЛАГа, бытующие там выражения, арготизмы. Но мысленно я уже прикидывал, как буду переводить все это на французский – ведь сам я француз. Мой язык – французский. Хотя, конечно, некоторые понятия трудно передать на другом языке: комиссар-следователь – это все-таки не то же самое, что juge d’instruction (судебный следователь), как писали иногда в переводах на французский. Комиссар-следователь (или просто следователь) – это был мент, легавый, он не имел отношения к правосудию, он выслеживал будущего обвиняемого, а потом допрашивал его известными методами и готовил обвинительное заключение. Он не имел ничего общего с судебным следователем. Вспомним историю о слепом и кофе с молоком. Это было всё равно как описывать жизнь на Лазурном берегу для эскимосов: как, к примеру, передать слово “мимоза”? Эскимосы знакомы с некоторыми мхами и лишайниками, но не с мимозой же! Позже с передачей разных терминов мне очень помог мой французский друг юрист Альбер Жоаннон».

Появление карточек, которым суждено в один прекрасный день превратиться в «Справочник по ГУЛАГу», переезд в отдельную однокомнатную квартирку в Варшаве, работа переводчиком – всё это помогло Жаку наладить жизнь в Польше в первые годы. Он вновь увидел старых друзей и родных, он знакомился с новыми людьми, он повстречал Регину – это позволило ему внутренне перестроиться. И наконец, он подал заявление и стал кандидатом в члены компартии Польши.

2. Увидеть Париж

Нам нравится, чтобы о наших хороших поступках знали другие. Прекраснодушные литературные туристы, путешествовавшие на Восток до 1980 года, с упоением пересказывали всем, кто соглашался слушать, то, что поведали им в откровенных разговорах диссиденты. Тем самым они их предавали. Советским людям казалось вполне естественным доверяться иностранцам, которых они считали людьми, не развращенными системой, возводившей доносительство в добродетель. Об этом говорили мне многие гулаговцы. «Справочник по ГУЛАГу» это учел.

Жак Росси

1964 год оказался поворотным для человека, которого в ГУЛАГе называли Жак-француз. В этом году его приняли на работу в Варшавский университет в школу перевода. В справке о работе, выданной 10 ноября 1993 года, указано, что господин Жак Росси, сын Марсина, с 1 сентября 1964 года работал в должности доцента и читал курсы по французскому языку и культуре. Благодаря этой новой работе он сможет в рамках университетского обмена между Францией и Польшей поехать на стажировку в Гренобль. В этом же году польская компартия кончит рассматривать его дело, включающее в себя две фазы его революционной деятельности. Жак вновь станет членом той партии, в которой состоял в молодости, правда, с тех пор эта партия сильно изменилась.