Жак Отважный из Сент-Антуанского предместья

- Смотрите! Слушайте! - И он стал читать вслух нацарапанную ножом, выцветшую, плохо сохранившуюся надпись: - "Бастилия! Здесь заковывают в цепи ум, помыслы, желания, волю... Здесь люди обречены умирать заживо. Так пусть же народ разрушит твои темницы! И если одного Парижа будет мало, чтобы раздавить твою надменную твердыню, пусть восстанет вся Франция! Пусть на тебя опрокинутся твои стены и ад разверзнется под тобой! О, если бы я мог увидеть твои пушки, обращенные в пепел и прах, встретить последний вздох твоего последнего коменданта, о, тогда я был бы готов умереть от счастья!"

Все спешили обнять Манюэля, пожать ему руки.

- Смерть коменданту! - таков был единодушный клич народа.

Люди, овладевшие Бастилией, еще не знали о его смерти, но их слова были приговором не только де Лоне. В них звучала угроза всем тем, по чьей воле была воздвигнута Бастилия и другие столь же страшные тюрьмы.

Между тем народ не расходился с площади Бастилии, требуя ее немедленного разрушения.

- Да, да, прочь эти толстые стены, эти башни, эти страшные казематы! Мы взяли Бастилию, но этого мало! Сроем ее до основания. И пусть почва, на которой она стояла, будет очищена другим памятником, воздвигнутым в честь народной победы и торжества свободы. Национальное собрание обсуждает сейчас законы, говорит и действует в Версале. Разрушенная Бастилия тоже заговорит, и ее голос услышат во всем мире!

Эти слова произнес Дантон, один из любимейших ораторов Пале-Рояля. Тотчас его окружили со всех сторон.

- Однако, друзья, мы сделаем это еще не сегодня, - продолжал он. - О разрушении Бастилии будет издан специальный декрет.

Несмотря на слова Дантона, к которому все прислушивались с уважением, народ еще долго теснился на площади, где покоренная Бастилия еще не была снесена с лица земли. В эту достопамятную ночь никто в Париже не сомкнул глаз. В Ратуше тоже не спали. Под радостные клики в зал Ратуши народ внес на руках гвардейца Эли, который стал сегодня героем дня и сейчас был увенчан лавровым венком. О его мужественном поведении говорили все. Напрасно старался Эли отклонить от себя почести, тщетно утверждал, что он действовал, как и все, повинуясь желанию видеть Францию счастливой, а Париж - освобожденным от призрака Бастилии. Толпа силой поставила его на стол, чтобы все могли его видеть. Всклокоченные волосы, разгоряченное лицо, разорванное платье, ружье в правой руке, промокшая от крови повязка на плече - все придавало ему воинственный вид.

В левой руке Эли держал связку ключей от Бастилии. Вместе с другим трофеем - сбитым с башен Бастилии знаменем - их торжественно вручили выборщикам. Поднесли им и взятый у коменданта устав Бастилии, а затем сложили к ногам избранников народа серебро, посуду, золотые часы с бриллиантами, принадлежавшие коменданту. Один из тюремщиков, следовавший за толпой, принес деньги - пять тысяч ливров, отданные ему утром на сохранение комендантом. Никто и не помыслил дотронуться до личных вещей коменданта - весь зал был заставлен драгоценными предметами: свидетельством бескорыстия победителей.

Так закончился в Париже день 14 июля 1789 года, вошедший в историю.

В Версале узнали о взятии Бастилии только в полночь.

Король имел все основания быть недовольным днем 14 июля. Его охота в этот день была столь неудачна, что в сердцах он записал в своем охотничьем журнале против этой даты: "Ничего!"

Когда же новость: "Бастилия взята!" - дошла до его слуха, он воскликнул:

- Да это бунт!

- Нет, государь, - ответил докладывавший ему герцог де Лианкур, - это не бунт, а революция!

Глава тридцатая

ЧТО СКАЗАЛА БАБЕТТА?

Нога у Жака распухла, и опухоль на месте ушиба росла с каждым часом. Вызванный Франсуазой врач сделал ему перевязку, положил какую-то мазь, и Жаку стало легче.

Когда Жак вернулся домой после взятия Бастилии, сестры встретили его как героя. И даже тетя Франсуаза смекнула, что в наступившие непонятные времена иметь дома "своего" покорителя Бастилии не так уж плохо. Положа руку на сердце, она не могла бы сказать, на чьей она стороне и согласна ли с тем, что убили де Лоне - коменданта, которого на эту должность поставил сам король. В то же время, как и почти все жители их квартала, она была рада, что перед ее глазами не будет больше стоять грозным призраком крепость.

Сестры почти не оставляли Жака, которому доктор рекомендовал посидеть дня два-три дома с вытянутой ногой. Девушки были полны сочувствия к пострадавшему и наперебой засыпали его расспросами. Как все произошло, как убили де Лоне, как Жак получил ранение, неужели он и в самом деле вместе с Шарлем участвовал в разрушении крепости? Все хотелось им узнать. И Жак, который был скуп на слова, когда дело касалось его собственного поведения во время штурма, не жалел красок, когда описывал мужество Шарля и его стойкость.