Жан-Жак Руссо

Кем же он был? Чудовищем? Учитывая реальности того времени, не так просто ответить на этот вопрос. Число младенцев, сданных в приюты, с конца XVII века не переставало расти. Вот красноречивые цифры: только с 1740-го по 1759-й было брошено 99 500 детей, то есть в среднем 5237 в год, или 14 в день, включая воскресенья и праздничные дни. Эти цифры не извиняют Руссо, но заставляют задуматься: он имел основания говорить, что действовал так, как было тогда принято. А какая была смертность! Около 70 процентов детей не доживали до года. Те, кому удавалось выжить, становились рабочими, солдатами, крестьянами. Все эти цифры Руссо знал. Неувязка здесь, с точки зрения потомства, лишь в том, что он-то не был «как все», что он потом позволит себе морализировать, давать советы по воспитанию детей, напишет своего «Эмиля, или О воспитании».. Всё это верно, но в 1750 году он еще не был тем, кого в года Революции сбудут называть «бессмертным автором «Общественного договора», Откуда у него могло появиться чувство ответственности, если вспомнить его жизнь с самых ранних лет? И ведь ему надо было содержать целое семейство, а он был тогда всего лишь секретарем, наемным работником, который едва зарабатывал себе на жизнь и которого могли в любой момент уволить. Тогда, зимой 1746/47 года, он был всего лишь неудачником, «бумагомарателем» без всякого будущего; он понимал: чтобы добиться чего-нибудь в жизни, нельзя сейчас отягощать себя ничем. В будущем он сам будет проливать «кровавые слезы» над своей виной. Но в 1746 году до этого было еще далеко.

Осень 1747 года Руссо опять провел в Шенонсо: он по-прежнему много переписывал, но еще и организовывал развлечения для благородного общества. Он набросал несколько живых сценок под названием «Арлекин, влюбленный поневоле» — в духе театра де ла Фуар, или итальянского театра. Он пока не нашел своего стиля и потому старался угодить обществу в соответствии с модой того времени — быть любезным, остроумным, этаким «парижанином».

Время шло. Руссо еще раз сменил жилье — обосновался в отеле Сент-Эспри на улице Платриер; он продолжал подкармливать семейство Левассер и беспокоился о Матушке, дела которой шли всё хуже и хуже. Жан-Жак помогал ей как мог: после смерти отца в мае 1747 года он получил немного денег и часть из них отослал ей. Одержимая манией всяких сомнительных предприятий, Матушка зачастую бросалась в сложные финансовые предприятия — иногда на грани махинаций. Мало-помалу она скатывалась всё ниже и ниже: из зажиточности — в скудость, из скудости — в нищету.

В Шенонсо Жан-Жак свел знакомство с дамой, которой суждено было сыграть важную роль в его жизни. Луиза Флоранс Петрониль Тардье д’Эсклавель в 1745 году в возрасте девятнадцати лет вышла замуж за своего кузена, генерального откупщика Дени Ла Лив д’Эпине. Она была умна и образованна, обладала изящным слогом, была даже автором записок с размышлениями на темы морали и образования, но красивой Руссо ее не находил: «Она была очень худа, со слишком бледной кожей, с грудью, которая могла поместиться в горсти». Она давала приемы в Шеврете, у леса Монморанси, в замке, принадлежавшем ее деверю господину Ла Лив де Бельгард. Там собирался весь философский бомонд. Франкель стал ее любовником и представил ей Руссо, с которым она сразу нашла общий язык. Конечно же, он рассказал ей свою «жалобную историю». Он всегда старался произвести приятное впечатление в светском обществе.

26 августа 1748 года Жан-Жак написал Матушке упадническое письмо. Шесть лет тяжелой борьбы с жизнью — после его отъезда из Шарметта. Почечная колика пригвоздила его к постели: камень спустился из почки в мочевой пузырь, но операцию ему делать не на что; его желудок расстроен, он страдает несварением. Что же до всего остального… «Я трачу свой ум и здоровье только на то, чтобы вести себя разумно в этих тяжелых обстоятельствах и выйти, если, возможно, из состояния униженности и нищеты; каждый день я замечаю, что моей судьбой управляет случай и что мое самое взвешенное благоразумие не имеет в ней никакого значения».

Мадам Дюпен была довольна своим секретарем и доказала ему это на свой манер: в мае 1749 года предложила ему место гувернера при своем сыне, господине Шенонсо, которому стукнуло девятнадцать. Несколько лет назад Руссо уже имел возможность оценить «любезный» характер этого несносного юноши. К счастью, через несколько месяцев он женился, и тогда Жан-Жаку пришлось, главным образом, преподавать арифметику маленькой мадам Шенонсо, робкой блондинке, вскоре оставленной своим супругом. Итак, за плечами тридцатисемилетнего Руссо провальное прошлое, а впереди — никакого будущего. Бумагомарака, шут, учителишка.