По окончании следствия Гийом Буйе представил королю протоколы показаний вместе с составленным им докладом.
Так начался последний процесс Жанны — процесс ее реабилитации. Он был таким же политическим процессом, как и процесс ее осуждения, но преследовал, разумеется, противоположные цели. Если осуждение Жанны было задумано как удар по престижу Карла VII, то ее реабилитация должна была очистить короля от подозрений в связи с «еретичкой» и «колдуньей».
Об этом совершенно прямо говорилось в записке Гийома Буйе:
Казалось бы, процедура реабилитации не должна была занять много времени, так как налицо было все, что требовалось для отмены нежелательного приговора: воля могущественного государя, необходимые документы и показания участников суда над Жанной. Но прошло более шести лет с начала пересмотра дела, прежде чем приговор был отменен и Жанну признали полностью реабилитированной.
Прежде всего возникли трудности чисто юридического характера. С правовой точки зрения расследование, произведенное Гийомом Буйе, не значило решительно ничего. Сам Буйе был доктором богословия, но в данном случае он действовал как представитель короля, то есть был уполномоченным светской власти. Жанну же в свое время осудила церковь, и только она могла ее реабилитировать. Это было ясно, и с этим нужно было что-то делать.
Неясно было другое: какому именно церковному органу могло принадлежать право отменить приговор, вынесенный епископским судом совместно со святой инквизицией. Иерархия католической церкви была очень сложна, и на роль кассационной инстанции могли претендовать самые различные учреждения: трибунал реймсского архиепископства, которому была подчинена епархия Бове, Парижский университет, имевший статус высокого духовного суда, инквизитор по делам веры во Франции, общее собрание французских прелатов и т. д. Трудность эта усугублялась еще и тем, что пересмотр дел вообще был явлением необычным в практике церковных трибуналов, а святая инквизиция, накопив к середине XV века огромный опыт осуждения всевозможных еретиков, почти не располагала прецедентами противоположного толка.
Юристы из окружения Карла VII, которые вели подготовительную работу по делу реабилитации Жанны, остановились в конце концов на самой высокой из всех возможных инстанций: они решили обратиться к римскому папе. И дело здесь заключалось не только в том, что это был наиболее авторитетный орган, но и в том, что само дело Жанны имело, если можно так выразиться, международный масштаб, и, следовательно, арбитром по этому делу мог выступить только международный церковный трибунал. В самом деле, если бы Жанну оправдал только французский суд, то цель, к которой стремился Карл VII, не была бы в полной мере достигнута. Те же англичане, например, могли бы обвинить суд в пристрастности. Оправдание же, вынесенное от имени самого римского папы, выглядело бы в глазах «международной общественности» совершенно иначе.
Значительно легче был решен вопрос о том, кому следует выступить в качестве истца. Французское правительство предпочло остаться в тени, а просьба о пересмотре дела формально поступила от так называемых родственников Жанны.
В бесконечных переговорах прошло два года, и в апреле 1452 года кардинал д’Этувилль, французский легат папы Николая V, начал официальное следствие по пересмотру дела Жанны и ее реабилитации. Вместе с великим инквизитором Франции Жаном Брегалем он допросил в Руане пятерых свидетелей, в том числе Гийома Маншона, Изамбара де ла Пьера и Мартена Ладвеню, которые уже давали показания метру Буйе. Процедура следствия была обычной: каждый свидетель отвечал на вопросы, заранее сформулированные в специальном документе, причем сами формулировки этих вопросов зачастую подсказывали требуемый ответ. Текст этого вопросника дошел до наших дней, и, судя по нему, следователи стремились возложить всю ответственность за произошедшее в 1431 году только на покойного епископа Кошона и неких безымянных «англичан», совершенно замалчивая роль Парижского университета и святой инквизиции.
Через несколько дней на основе собранных показаний составили новый и при этом еще более тенденциозный вопросник, по которому передопросили пятерых старых и одиннадцать новых свидетелей.
12 мая 1452 года кардинал д’Этувилль уведомил Карла VII о результатах расследования, заверив короля, что он употребит все свое влияние, чтобы довести дело до конца. В завершение он сказал королю: