Жар костей не ломит (СИ)

— Помню, как из бара вышли и в такси ехали, а дальше будто в тумане.

— Да там и рассказывать особо нечего. Паштет — балбес, забыл сказать, что дискотека организована для своих. Из других школ никого не пускали, даже по ученическим. Завернули у самого входа, ну мы и разъехались по домам.

— Как по домам, — не понял я, — у нас же был запасной вариант с Аурой?

— Хреновый это был вариант… Паштет, пока глубину луж мерил, по уши в грязи извалялся, а ты в дрова. Ну и куда мне с вами такими красивыми ехать?

Прав Дюша, фейсконтроль у престижного ночного заведения строгий, нечета школьным дискотекам. Могли и без веской причины развернуть, чего уж говорить, когда таковая имелась.

— Зато посидели душевно, — подбодрил меня Дюша, — надо как-нибудь повторить.

От одних только воспоминаний рвотные позывы подступили к горлу. Внутри неприятно булькнуло… Продолжать разговор сразу расхотелось, поэтому махнув Соломатину на прощанье, я заспешил в сторону покинутого класса. Что бы еще хоть раз смешал коньяк с пивом, да ни в жизнь.

Оставшиеся уроки пролетели незаметно. Оно и понятно, к концу полугодия итоговые результаты были известны, поэтому нервы трепали исключительно тем, у кого выходили спорные оценки.

У меня таких предметов оказалось ровно два. Географию вытянул на четверку еще на прошлой неделе, выступив со скучнейшим докладом «о полезных ископаемых заполярного круга». А пятерку по истории Армен Георгиевич вывел с учетом прошлых заслуг.

— Ох и смотри у меня, Никита. Если подобная ситуация повторится, на снисхождение не рассчитывай.

Что и говорить, провалил я письменный тест по предмету. С датами напутал, да и фамилии немецких политических деятелей наложились в памяти, одна на другую. Устные ответы худо-бедно умудрялся вытягивать, даже не читая материала, а вот бумага подобных вольностей не прощала.

По русскому языку еще в ноябре образовалась пара задолженностей, но Галина Николаевна добрая душа, простила. Она по-прежнему числилась нашим классным руководителем, хотя и порывалась пару раз покинуть сей неблагодарный пост. В первый раз уговорила директриса, а во второй раз собрался актив двенадцатого «Д» и пошел на поклон. Не знаю, кто в том походе участвовал и как две противоборствующие стороны смогли договориться, но факт остается фактом — Галина Николаевна передумала.

На последний седьмой урок явился Пашка Бурмистров. Весь бледный и непривычно тихий, сопровождаемый горьким шлейфом лекарств. Грозила Паштету двойка по нелюбимому английскому, потому и пришел, несмотря на болезненное состояние.

Нина Михайловна, впечатленная столь героическим поступком, оценку подняла, но Пашку для проформы отчитала:

— Бурмистров, ну хоть иногда мозги включай, а не переводи механически. Ты же не компьютерная программа, у тебя голова на плечах имеется. В первом предложении сэра Томпсона ждет смертельный конец, и вдруг спустя два абзаца он у тебя оживает: пьет чай и едет к графине на поклон. Какая в том логика, объясни?

Любила пожилая англичанка Пашку, как любят матери слабого и болезненного ребенка, требующего дополнительной заботы. Сколько раз Паштет был на грани, и каждый раз спасался: лезвие меча замирало в считанных сантиметрах от склоненной шеи.

— Не понимаю я, — признался он на перемене. — На нормальном языке если два слова вместе складываешь, то смысл не меняется, а в английском какая-то хрень. Причем здесь тупик, если черным по белому написано «dead end» — смерть и конец. Как еще это перевести можно?

Прав был Пашка, я и сам порою путался в сочетании «англицких» слов, потому и подглядывал у соседей. А еще дошел до мысли такой, что русский язык несоизмеримо богаче, потому как для каждого события имелось свое определение. А ежели его нет, то можно додумать с помощью суффиксов, префиксов и мата. В крайнем случае у тех же англичан позаимствовать.

Преисполненный гордости за великий и могучий, я поспешил в класс программирования, на заранее условленное собрание.

После странного сна о Щелкунчике, Василий Иванович наконец созрел. Понял, что проблему надо решать, а не откладывать на неопределенные сроки. Набрал вечером, и предупредил о намечающейся встрече. А я что — я только рад.

От открывающихся перспектив захватывало дух. Человеческая цивилизация стояла на пороге великих свершений, где имелось место кооперативным снам, и где существовали возможности связи на расстоянии с помощью сознания. Ведь если задуматься… если задуматься… Увы, задумываться не получалось. После пьянки мозги туго соображали, поэтому все, на что меня хватило — собрать имеющиеся черновики и наброски. Засунуть бумаги в портфель и надеяться, что с чужой помощью удастся придать соответствующую огранку целому вороху мыслей.

Я на всех порах пронесся по длинному коридору и без стука распахнул знакомую дверь. В кабинете программирования никого не оказалось, зато из подсобки звучали громкие голоса. Василий Иванович и Диана Ильязовна яростно спорили:

— А я вам в тысячный раз говорю, не буду я собачкой Павлова и эксперименты над собой проводить не позволю.

— Вы не понимаете, это будет на уровне государства.