Жар костей не ломит (СИ)

Василий Иванович глубоко задумался, собрав морщины вокруг глаз. А песок продолжал бежать, скапливаясь небольшими барханами вдоль стен. Не привычный речной грязно-серой расцветки, не ярко-желтый, как в рекламных буклетах турфирм, и не белоснежный как на пляжах в Аджмане. Он был пропитан густыми красными оттенками. Я не сомневался, что прямо сейчас видел кусок африканской саванны, буквально сочившейся из памяти Василия Ивановича. Это же до какой степени человека должна достать пустыня, что даже спустя столько лет не дает покоя?

— Слушай сюда, Малой, — наконец заговорил уборщик. — Сейчас ты спускаешься вниз, и пытаешься всеми возможными способами выбраться наружу.

— А вы?

— А мне нужно кое-что проверить… Чего лыбишься? Я что-то смешное сказал?

— Василий Иванович, вы рассуждаете, как типичный персонаж из дешевого фильма ужасов. Нам нужно разделиться, чтобы легче было убить? Короче, я иду с вами.

— На шестой этаж?

— Да хоть на десятый. С чего вы взяли, что внизу будет безопаснее? Это же сон, здесь нет места логики. Кроме того, у меня припрятан туз в рукаве.

— Очередная фантастическая теория?

— Будильник в телефоне на три часа ночи, — с гордостью заявил я. — Ну как, тянет на козырь?

— Это ты каждую ночь в три часа просыпаешься? — удивился Василий Иванович, вместо того чтобы похвалить.

— А что в этом такого? — в свою очередь удивился я.

— Для вас молодых может и ничего… Ладно, проехали. Теперь, когда нет связи с Дианой, будильник может стать нашим единственным шансом на быстрый выход. Будем надеяться, что ты не забыл зарядить телефон.

— Функция автоматической подзарядки через wi-fi… Василий Иванович, а вы что, до сих пор старым дедовским способом пользуетесь, через шнурок?

— Пошли уже, умник.

Подошвы ботинок заскрипели по ступенькам, занесенным песком. Василий Иванович поднимался легким пружинистым шагом — пролет за пролетом, словно забыв о собственном недуге. Ноги снова вернулись к уборщику, и теперь я видел, каким шустрым он раньше был. Изменилась не только походка, в самих движения появилась непривычная легкость — своеобразная грация, свойственная хищникам породы кошачьих. Уверенность читалась во всем: в поворотах головы, в движениях корпуса, даже в ладонях, обхвативших рукоять пистолета. Никакой суеты, ничего лишнего — лишь опыт и многолетняя практика, отточенная в красных песках саванны.

Рука уборщика взлетает вверх, и я послушно замираю. Ждем… Точнее жду только я, а Василий Иванович к чему-то прислушивается. И вроде не двигается, но в тоже самое время представляет собой сплошной сгусток энергии, готовый в любую секунду сорваться с места.

Песок тихо шелестит, сбегая по ступенькам. Меж лестничных пролетов нижних этажей образовались целые водопады. Может и выхода уже нет — засыпан под самый потолок. Разумеется, при условии, что он был изначально, а не как в школе — бетонная стена вместо дверного проема.

Спина впереди качнулась и снова вверх — по ступенькам, занесенным тонким слоем песка. Мимо двери, обитой синим дерматином, мимо трещины на стене, похожей на ветвистую молнию, мимо сотни других мелочей, с которыми сталкивался каждый день, и на которые привык не обращать внимание.

На следующей площадке мы снова остановились.

— Твой этаж? — уборщик вопросительно уставился на меня.

— Мой, — согласно кивнул я. — Сто семьдесят шестая квартира, открыть?

— Нет, нам на шестой.

— Василий Иванович, вы всерьез рассчитываете, что двумя этажами выше будет квартира Сарбаевой? Это же мой подъезд, я его наизусть знаю.

Уборщик спорить не стал, продолжив подъем наверх. И снова перед глазами замелькали ступеньки, лужи рыжего песка на бетонной площадке.

Через пару пролетов я начал подозревать неладное: перила изогнулись, изменив не только привычную форму, но и окрас, на подоконниках появились горшки с цветками. В моем подъезде окна были, точнее не окна, а узкие прямоугольники, больше похожие на амбразуры дзота. Ни о каких подоконниках даже речи не шло, не то что о растениях, а здесь целый палисадник развели.

Я окончательно уверился в неладном, когда переступив через последнюю ступеньку, оказался на площадке шестого этажа. Примыкающую к лифтовой шахте стену украшал рисунок: дебиловатого вида медведь в шортах сидел на деревянном мостике и рыбачил. Вместо удочки у него была сучковатая палка с привязанной веревкой. Рядом крутилась зайчиха в коротком синем платье, подолом едва достающим до пупка. Интересно, что она пыталась скрыть под ним: комок шерсти на заднице, означающим хвост?

— Что скажешь, Малой — твой подъезд?

— Ничего не понимаю…

— А здесь и понимать нечего. Я в доме Сарбаевой был только на первом и шестом этажах, поэтому все что между ними, для меня не существует — пустота. Вот она и заполнилась твоими воспоминаниями.

— Подождите… Вы хотите сказать, что в кооперативном сне ваше сознание является первичным?

— Разве это не очевидно? Сначала автомойка на Тихвинской, потом старая школа, в которой я учился, теперь подъезд Дианы Батьковны. Ты же впервые здесь?