— Слушай меня внимательно, это важно. Как только проснешься, первым делом наберешь майора Бубенцова. Он тебе звонил на днях, номер должен сохраниться в памяти телефона. Скажешь ему, чтобы брал ребят из отдела, кто понадежнее и…, - Василий Иванович на миг задумался. — Нет, не так. Он должен срочно набрать Дока и выехать по адресу Молодежная восемьдесят три, квартира сто девятнадцать, шестой этаж. Повтори слово «срочно»
три раза, чтобы в мозгах отпечаталось. Должны сработать по оперативной схеме: возможен заложник, предполагаемый противник вооружен… Нет, не так — Михалычу передай, пускай сам на рожон не лезет, сидит тише воды, ниже травы. И Мамона лишний раз не дергает, у человека давление, сахарный диабет. Ему нервничать противопоказано, — Василий Иванович, поморщился, понимая, что отклонился от основной темы. — Малой, главное, про адрес не забудь: Молодежная восемьдесят три…Он говорил и говорил, постоянно путаясь в мыслях, а я вдруг понял, что впервые вижу другого Василия Ивановича: сбитого с толку, неуверенного в себе. А еще он очень боялся, только не за себя, а за ту девушку, чье тело сейчас лежало на кухонном столе, свесив ноги и раскинув руки в разные стороны. Боялся верить в непоправимость случившегося: в то, что это происходит в реальности прямо сейчас или, что хуже всего, уже произошло. Он боялся не успеть, поэтому заезженной пластинкой повторял одни и те же слова по сотому кругу, словно перед ним был не человек, а безмозглый попка-дурак.
От бесконечного монолога в голове загудело. Далекий металлический скрежет нарастал в ушах с каждой секундой. Я даже попытался избавиться от него, заткнув уши — бесполезно. Звук шел изнутри, одной сплошной дребезжащей нотой. Затихнувшая было боль, охотно откликнулась на зов, срезонировала новым приступом ломоты в поврежденной челюсти. Я видел расплывающееся лицо Василия Ивановича, слышал его голос, но не мог разобрать слова. Еще чуть-чуть и сверхновая яркой вспышкой взорвется внутри черепной коробки, забрызгав мозгами окружающее пространство.
Мгновенье и… я просыпаюсь в своей постели. С натужным сипением вырываюсь из объятий глубокого сна. Первые минуты только и делаю, что пялюсь в потолок, пытаясь привести дыхание в порядок. Шевелю безмолвно губами, словно рыба, выброшенная на берег. Да что ж такое-то, а… Все тело болит, как будто по нему настучали. Особенно ноет челюсть, а шея продолжает ощущать свинцовую хватку чужих пальцев.
Под ухом вновь задребезжала мерзкая мелодия. Нащупываю руками телефон и затыкаю надоедливый будильник — три часа ночи.
Всё… вырвался.
С трудом сев на кровать, нахожу тапочки на полу. Встаю и, покачиваясь, двигаюсь по коридору к ванне. С третьей попытки щелкаю выключателем на стене и морщусь от ярко вспыхнувшего света. Из зеркала на меня смотрит сонная, слегка помятая физиономия. Ничего необычного: никаких синяков или следов на шее, но болит так, словно меня и взаправду душили, а еще пытались запихнуть целый кулак в глотку.
Я открыл рот и на всякий случай подвигал челюстью — вроде нормально: скулы ноют, но вполне терпимо. Включаю на полную кран и подставляю ладони под тугую струю воды, так что брызжет в разные стороны. Задерживаю дыхание и наклоняюсь — кожу обжигает ледяным потоком. Снова и снова, до красноты растираю щеки, приводя мысли в порядок. Чувствуя, как наэлектризованные холодом капли стекают по груди, по животу.
Нет, этого мало. Остатки дурного сна уходят слишком медленно, поэтому вновь набираю горсть воды — ледяной до ломоты. Очередной разряд проходит по телу, и запоздалая мысль вспышкой молнии проносится в голове — точно, Диана Ильязовна… Задранная юбка, голые ноги, свисающие со стола и беспомощно раскинутые руки. Капелька запекшейся крови в уголке рта.
Из ванны буквально вылетаю, на ходу теряя тапки. Бегом возвращаюсь в комнату, хватаю телефон и в списке принятых нахожу незнакомый номер — набираю. Длинные гудки издевательски неторопливо звучат из динамика.
Ну же, ну… только бы взял. На дворе три часа ночи, господин Бубенцов, или как его любовно величал уборщик — Михалыч, наверняка спал без задних ног. Может убавил громкость или вовсе на беззвучный режим поставил. На такой случай у Василия Ивановича был запасной план в виде звонка неизвестному мне Доку. Он диктовал цифры сотового, требуя запомнить номер, и я тогда был уверен, что запомнил. А сейчас голова словно в тумане: восемьсот шестнадцать — сорок пять — четыреста тридцать два или двадцать три. И сорок пять в конце было, кажется… Не помню… Какая-то шарада, сплошная головоломка. Называется: составь нужную комбинацию из цифр, в которых не уверен.
— Слушаю, — сонный голос доносится из телефона.
— Товарищ майор?
— С кем говорю?
— Это Никита Синицын.
— Синицын, который из главка?
— Синицын, который знакомый Василия Ивановича. Помните, вы мне звонили на днях?