Жар под золой

Я плохо спал этой ночью. В полусне я видел развалины плотины, видел, как английские бомбардировщики разбомбили ее и вода хлынула в долину, сметая все на своем пути, я видел, как вода уносит с собой пианино Клаудии, проданное за три тысячи одному семейству, где имелся шестилетний сынок, который в будущем должен был стать великим пианистом, а пока со страхом глядел на инструмент, когда пришел к нам вместе с родителями посмотреть на него.

На стоянке пониже плотины я ждал в машине, потому что десяти еще не было. И тут вдруг Клаудия постучала в боковое стекло.

За все время, пока мы шли по гребню плотины на другой берег водохранилища, а потом свернули на лесную тропинку, не было произнесено ни единого слова, я ни о чем не спрашивал, я просто шел за Клаудией.

На ней были джинсы, сандалеты, пушистая куртка и полотняная сумка через плечо.

— Нам еще далеко идти? — спросил я. — А то как бы дождь не пошел.

— За поворотом будет скамейка.

Не успели мы сесть, Клаудия достала из сумки бутерброды и принялась за еду.

— У меня сегодня еще ничего во рту не было, я очень рано ушла, — объяснила она.

— Откуда?

— Я работаю в Верле, у Вайсмана... И учти, то, что я расскажу тебе сейчас, — это никакие не выдумки. Каждое слово — правда, как правда, что напротив нас стоит вот эта сосна. Я завела тебя сюда, чтоб нам не помешали разговаривать... Я уже давно знала обеих девушек, ты их мельком видел в Кёльне, а рассказываю всю историю потому, что Луиджи больше нет в живых. С позавчерашнего дня. Луиджи был моим другом... Ты, верно, читал в газете о его смерти... Да, скажу сразу: в ночь на первое мая они вывезут ящики с кладбища.

— Кто вывезет?

— Я не знаю, кто за ними придет, но прийти они придут непременно... я это случайно узнала, подслушала по параллельному аппарату...

— А почему ты мне все это рассказываешь? — удивился я.

— Потому что Луиджи больше нет, вот почему.

И тут Клаудия рассказала мне свою историю, всю свою историю, а я дал ей выговориться и ни разу не перебил.