Жар под золой

— Да, Бюлер, все остается в силе. Одно к другому не имеет отношения.

Бюлер проводил меня и во дворе указал на грушевое дерево:

— В прошлом году я собрал полтора центнера, в этом не сниму ни единой груши. Ее мой отец посадил, в двадцать восьмом, когда эти дома только еще заселялись, скоро ей пять десятков стукнет... Ничего себе возраст для дерева... А урожай как в лучшие годы... Лотар, а зачем тебе понадобились эти флаги?

— Потом, Бюлер, потом...

Я отогнал машину к Баушульте и ввел его в курс дела. Он с тревогой на меня поглядел:

— Лотар, не пори горячки, без полиции у вас ничего не выйдет.

— Не приплетай ты полицию к этому делу.

— Спятили вы оба, что ты, что Франк. Рано или поздно наступает такая минута, когда больше нельзя играть в индейцев...

— Уймись, Баушульте, мы с Франком не питаем никакого доверия к твоим прежним коллегам и знаем почему... Коллеги твои натасканы на левых, а не на правых, вот почему мы им и не доверяем... Не хочешь быть с нами, не надо, мы все обнародуем и все сделаем сами... Правда, на свой лад и к тому же так, что замолчать эту историю больше не удастся.

Баушульте сосал остывшую трубку и глядел куда-то вдаль.

— Ну ладно, управимся без них, но должен тебе прямо сказать: дело далеко не безопасное. Может, те люди, которых вы ждете, вообще не придут... Не будь ребенком, Лотар, камень, брошенный в окно твоей кухни, должен был послужить тебе предостережением, об этом уже судачит весь поселок, хорошо еще, что они не знают, в чем дело. Поверь моему слову, без полиции ты не обойдешься...

— Должен обойтись, — ответил я с некоторым раздражением.

— А пастор? — спросил он.

— Не надо его припутывать, он рискует потерять место, — сказал я.

— А ты себе представляешь, чем рискуем мы? — сердито спросил он, повернулся и ушел.

Хелен все прибрала, о камне напоминали теперь лишь треснувшая резолитовая столешница и наскоро заколоченное Франком окно.

— Стекольщик придет сегодня вечером, — сказала Хелен. — Лотар, ну и в историю мы угодили... Раньше мне было страшно, а теперь ни капельки...

— Сядь поближе, Хелен.

И я передал ей весь рассказ Клаудии. Хелен тоже меня не перебивала, как я в свое время не перебивал Клаудию. Лишь иногда она шумно вздыхала. Под конец я рассказал ей также о том, что мы затеяли с Франком, Бюлером и Баушульте.

— Чего хотят эти люди? — спросила она. — Жалкая кучка, а вот поди ж ты...

Клаудия говорила, что это целая сеть...

— Но пойми, Лотар, с одними пистолетами власть не свергают. Это ведь безумие... Неужели они настолько ничего не понимают?

— Учти, Хелен, мы точно знаем, чего они хотят. А пистолетами можно сеять страх и панику. Что ты скажешь, к примеру, если в один прекрасный день на партийное собрание заявится несколько типов и, угрожая пистолетами, помешают Франку выступить... Если это повторится раз и другой, люди напугаются, перестанут ходить на собрания, и так пойдет все дальше и дальше, и не только здесь, но и в других местах... А молодежь охотно участвует в подобных авантюрах, для них главное, чтоб было в чем участвовать, а поскольку большинство из них не способны политически мыслить, они и не видят, на что их толкают... Клаудия вот участвовала же... а ведь мы с тобой никаких ошибок не совершали. Она напугалась в последнюю минуту, хотя, конечно, толчком послужил этот Луиджи...

— Лотар, но ведь теперь им ничего не стоит рассчитать, что Клаудия не просто прячется, а что она хочет порвать с ними! — в отчаянии воскликнула Хелен.

— На этот риск мы вынуждены пойти. Пока она в безопасности.

— Лотар, а теперь мне опять страшно.

Ночь выдалась теплая.

Каждый из нас взял с собой карманный фонарик. Бюлер зажег газовый фонарь и прикрутил пламя, а окно моей будки завесил одеялом. Мы сидели вокруг стола и не глядели друг на друга.

Бюлер жевал табак, Франк выписывал фломастером круги на листе бумаги, а Баушульте поныхивал трубкой и выпускал в застойный воздух синие кольца дыма.

Я чуть-чуть приоткрыл окно, но Франк тут же его закрыл.

— Сегодня ночью я буду шантажировать Бальке, — заявил Франк.

— Если он придет, — отозвался я.

— Придет, придет, — заверил Баушульте.

Чем поздней становилось, тем больше мы нервничали, но каждый держал себя так, будто он самый спокойный из всех.

Ожидание невыносимо затягивалось, воздух стал совсем спертым, а Баушульте знай себе дымил трубкой. Мы сидели все в тех же позах и так же не глядели друг на друга, словно каждому было страшно взглянуть в лицо другого.

Вдруг Бюлер поднял голову, словно насторожившийся зверь, и прошептал:

— Вот и они... Пришли раньше, чем я думал.

Мы гуськом, крадучись, вышли из будки. Мы старались не ступать на усыпанные гравием дорожки, трава приглушала наши шаги.

— Ребята, без спешки, — шепнул Бюлер. — Они не так быстро управятся, я заделал верхнюю плиту.

Пригнувшись, мы двинулись к южной стене. Возле высокого платана, вокруг которого я несколько дней назад соорудил скамейки, Бюлер остановился и шепнул:

— Вон они.

Я ничего не мог разглядеть.

— Да вон же, — повторил Бюлер, — там.