Мы смеялись над её забавными историями из театральной жизни, посочувствовали эпопее с ремонтом в новом доме. Восхищались талантом её мужа, который начал снимать кино, и у него весьма неплохо получалось. Скоро мама и сама должна будет ехать на съёмки, чтобы сыграть роль второго плана в его новом фильме. Для неё это было впервые, и она нервничала.
Танька поддалась её обаянию и поделилась свои последним провалом на любовном фронте. «Этот гад» изменил ей, и случилось это в тот самый момент, когда она уже почти готова была поверить в любовь. Опаньки, а я об этом и не знала. Вот ведь Танька, своей ближайшей подруге не рассказала, а её матери – за милую душу.
Сама я словно наблюдала со стороны. Для меня было мало одного хорошего дня, чтобы забыть обо всех тех годах, когда её не было в моей жизни.
Сейчас мне было хорошо, но раскрываться я не спешила.
В ресторане мы провели почти два часа. Когда собрались уходить, за окном уже почти стемнело.
За весь день от Льва не было ни одного звонка, ни одного сообщения…
Я, конечно, успокаивала себя, что ему нужно время. Пусть побудет один. Но помогало это слабо. Вот неужели сложно написать хотя бы пару слов?
Я подхватила сумочку и пакеты с покупками, повернулась и замерла…
На территорию «Прованса» заходил Макс. Он придерживал импровизированную калитку для незнакомой мне женщины. Она явно была старше Грушевского, хотя и отлично выглядела. Модная причёска, неброский, но стильный макияж с акцентом на губы идеальной формы. Чёрное платье до колен облегало её фигуру, которую могли создать лишь жёсткие диеты и многочасовые занятия в спортзале.
Интересно, кто это?
Мне не хотелось сейчас встречаться с Максом. У меня пока не было подходящих слов для объяснений. Поэтому я уронила сумочку под стол и долго её поднимала. Когда выпрямилась, Грушевский со спутницей уже прошли к дальнему столику. А я торопливо шмыгнула за калитку к ожидавшим меня маме и Таньке.
46. Лев
В доме было привычно тихо и пусто. Но сегодня эта тишина странным образом угнетала. Сегодня я предпочёл бы быть не один.
Это было незнакомое мне доселе чувство – желать, чтобы кто-то был рядом. Нет, не кто-то. Она, Надежда. Моя Надежда.
Я снял одежду и бросил на полу в ванной. Эта неопрятная куча острыми когтями царапала мне нервы. Но я сделал над собой усилие и прошёл мимо, прямиком в душевую кабинку. Сегодня мне как никогда хотелось быть нормальным человеком. Самым обычным. Среднестатистическим. Который не стремится немедленно привести в идеальный порядок каждый сантиметр окружающего пространства.
Разумеется, я знал, что не выдержу и чуть позже всё уберу, а потом проведу в комнате боли в два раза больше времени, наказывая себя за своеволие. Но прямо сейчас мне хотелось вырваться из закостенелого кокона собственных правил и ограничений. Почувствовать себя живым. Настоящим.
Я встал под струи прохладной воды. Пусть смоют с меня вязкое, липкое чувство собственной неполноценности. Никогда не забуду взгляд Виктории, который она то и дело бросала на меня. Недоверчивый. Оценивающий. Проникающий сквозь все щиты и заслоны.
Она догадалась. Поняла своим материнским чутьём, или что там у них, увидела, что я не такой. Что не подхожу её дочери, представляю собой опасность для неё. Ну разумеется. Меня надо гнать взашей, подальше от нормальных людей. Изолировать от общества. Всё это я уже слышал много лет назад. Но голоса были столь явными, что звучали будто и не у меня в голове. Будто они были на самом деле. Сейчас. Сегодня.
Со стоном прислонился к прозрачной стене кабины. Упёрся лбом в мокрое стекло. Хотелось разбить его к чёртовой матери. Хотелось крушить, ломать, уничтожать всё вокруг.
Как же больно, чёрт побери! Как же это больно… осознавать, что в моей жизни никогда не будет самого важного – тепла любящей женщины. Того, что может растопить лёд в моей душе. Я как пленник снежной королевы в своём ледяном замке всегда буду один, составляя из кусочков льда слово «вечность»…
Хорошо, когда по лицу стекает вода. Она такая же прозрачная, как и слёзы. Никто не заметит, не различит…
Не знаю, сколько я так простоял. Впервые потерял счёт времени. Даже и не пытался контролировать его.
Мной овладела такая усталость, что казалось, отойди я от стены и тотчас упаду, не выдержав силы тяжести. Я был совершенно опустошён.
Постояв так ещё немного, закрыл воду. Кабинку оставил влажной, перешагнул через валявшуюся на полу одежду.
У меня не было на это сил. Просто не было. В прямом смысле.
Я знал, что должен идти сейчас в комнату боли. Ведь утренний сеанс пропустил. Впервые за многие годы. Но вместо этого направился в спальню. И как был, голышом, упал на кровать. Прямо поверх идеально расправленного покрывала. Завернулся в него и уснул.
Я проспал весь день. Открыл глаза, когда солнце уже садилось, и тени от деревьев стали такими длинными, что достигали подножия дома.
Как только осознал это, тут же навалилось чувство вины за то, что спал днём. Сон – это отдых. И его нужно заслужить, хорошо проделав свою работу. А я не сделал того, что собирался. И заслужил наказание.