Первым делом я собрал одежду. Бельё и полотенце пожил в стиральную машину и запустил в стирку. Смокинг завтра же отвезу в чистку. Больше подобное не должно повториться. Капли воды на стекле уже высохли. Пришлось использовать чистящие средства. Но лишь вернув ванной идеальный вид, я немного успокоился. Так сказать, загладил часть вины.
Затем спустился в подвал. Сегодня особенная процедура. В наказание за своеволие.
Сразу после двойных упражнений с металлической палкой, как только стихли вопли панков, я взял в руки электрогитару и включил её в сеть. Вновь запустил таймер и обрёк себя на дополнительные десять минут запилов, острой спицей ввинчивающихся в мозг.
Из подвала я поднимался с распухшей головой. Тоненько позвякивали колокольчики начинающейся мигрени. Я всё это заслужил. Это наказание. За то, что расслабился и потерял контроль. А этого нельзя было допускать.
После повторного принятия душа я вышел на улицу, вдохнул уже наполненный прохладой воздух. Громко пели цикады. Одуряюще пахли розы.
Вот это и есть мой мир, здесь мне место. В уединении и покое. Надежда, она словно из другого измерения. Это будто она из захватчиков с Земли, а я аватар с Пандоры. Между нами слишком большая пропасть, чтобы что-то получилось.
Мне нужно прекратить на что-то надеяться. Я должен забыть её, оставить всё, как есть. Потому что ничем хорошим для меня это не кончится. И для неё тоже. Да, так будет лучше для нас обоих…
Я проверил розы. Паутинного клеща стало меньше, но всё равно придётся опрыскивать ещё раз. Завтра утром сделаю раствор, а к вечеру обработаю цветы.
Убедившись, что всё в порядке и под контролем, я вернулся в дом. Приготовил ужин на скорую руку и приступил к работе.
У меня оставалось только два кандидата. Макс Грушевский и Надежда Игнатьева.
Взломать мессенджеры Максима Грушевского оказалось совсем легко. Почти везде он использовал в качестве пароля день своего рождения. Я просмотрел его переписку, скопировал наиболее интересные диалоги и стёр следы своего присутствия.
С Надеждой мне было сложнее. Я боялся узнать нечто такое, отчего мне будет больно. Да, конечно, я уже принял решение… Да, я оставлю её в покое. Не буду докучать. Но щиты уже были приподняты. И Надя проникла внутрь. Прямо под кожу, туда, где оголённые нервы. Она видела меня. Она знала.
И весь мой возводимый годами контроль полетел к чертям собачьим. Перед этой девушкой я был совершенно беззащитен.
Пусть мне будет больно, но я должен знать. Я глубоко вдохнул и открыл её почту.
47. Надежда
Утром я провожала маму на вокзал. Было даже немного жаль, что она уезжает. Странно звучит, но я только сейчас начала более-менее узнавать свою мать. До этого была просто незнакомка с до боли знакомым голосом.
Мы стояли на перроне, у готовившегося к отправлению поезда, и было немного неловко. Мне казалось, она что-то недоговорила. То ли не решалась, то ли что-то мешало.
– Мам, – во мне взыграло любопытство, а времени оставалось всё меньше. – Зачем ты приехала? На самом деле…
Она скосила глаза куда-то в сторону. Боялась в чём-то признаться? Вдохнула, выдохнула. Я молчала, не торопила её. Захочет – расскажет, не захочет… Что ж, обойдусь. Принуждать не буду.
Наконец она решилась.
– Знаю, я была плохой матерью, – начала с самого очевидного. – А сейчас, может, уже и поздно что-то исправить, но мне хочется, чтоб мы с тобой попробовали стать ближе друг другу. Я хочу быть твоей семьёй. Знать, что ты делаешь, что чувствуешь, с кем встречаешься…
Ну, конечно, это нормальные материнские желания, только с чего вдруг сейчас? Что изменилось?
– Я беременна, – вдруг выдохнула она.
– Что?
Меня словно окружило облако мягкой прозрачной ваты, я словно бы и видела окружающий мир, но находилась в коконе, куда не доносились никакие звуки извне. Мать продолжала что-то говорить. Но я видела только, как она шевелит губами.
Вот значит что. Беременна… И боится упустить второго ребёнка так же, как и меня. Вот и пытается наверстать все годы…
– Надя, – позвала она, и окружающий меня кокон лопнул, распался на мириады ледяных осколков, исколовших до крови моё сердце. А я почти поверила, что она приехала из-за меня…
– Отличная новость, – выдавила из себя улыбку.
– Я тоже очень рада и в этот раз постараюсь всё сделать правильно, – призналась она. – Я отыгрываю последний сезон. Снимаюсь в Серёжином фильме и ухожу. Насовсем. Буду растить дочь. Это девочка.
Она светилась от счастья и улыбалась так, что ледяные иглы проникали всё глубже, заставляя сердце истекать кровью.
– Я очень рада за тебя, – солгала, потому что нужно было что-то сказать. Из вежливости.
– Послушай… Надя, приезжай к нам, а? Серёжа построил большой дом, совсем близко к морю. Там для всех хватит места. Давай попробуем быть семьёй?
Она смотрела с такой надеждой, что я снова засомневалась в своих выводах. Может, и правда что-то изменилось.
– Спасибо за приглашение, но у меня здесь своя жизнь. Я не могу просто так всё бросить. – ответила чуть более резко, чем собиралась, и заметила, как она вздрогнула.
Ну что я и правда? Это моя мать. К тому же она беременна.