Жаркое лето

— Гражданин начальник, а собственно, в чем дело? Мы действительно заходили в ваш магазин, купили папирос и вина на собственные деньги. Что тут противозаконного? — не удержался Фима.

— Помолчите, Лиманский, — строго прикрикнул майор. — Вы будете говорить, когда спросят. — И, обращаясь к Клавдии, добавил: — Больше вы ничего не можете рассказать?

— Нет, не могу, только по глазам вижу, их рук дело, — запальчиво заговорила женщина, — они убили Софью Аполлинарьевну, кто же еще? Наши, совхозные, на такое не пойдут, не было такого в нашем районе отродясь. А эти, пришлые, видно, на все способны. Убили человека и ищи ветра в поле, думали, это им так сойдет...

— Но, но, тетка, ты говори, да не заговаривайся! — закричал Фима. — Позвольте, товарищ начальник, я ничего не понимаю. Нам пришивают тут какое-то мокрое дело, а мы ничего не знаем. Что случилось, объясните!

— Объясняю, — майор строго посмотрел на Фиму. — Сегодня в магазине убита продавщица Софья Тульчинская.

Увидев, что Клавдия всхлипнула, уткнув в фартук лицо, Роман Васильевич налил ей из графина воды.

— Успокойся, Клавдия, преступники от суда не уйдут. Спасибо тебе за показания, можешь идти домой, когда понадобишься — вызовем.

Женщина, всхлипывая, быстро ушла, забыв попрощаться. Комсомольцы-патрульные смущенно переминались с ноги на ногу у двери. Солнечный зайчик вдруг заискрился в графине на столе.

— Ну, что ж, друзья, запираться вам не резон. Рассказывайте все по порядку: как вы заходили в магазин, что покупали, куда отправились с покупками? Говорите только правду!

— Разрешите, гражданин начальник, я все расскажу, — Фима решительно выступил вперед и торопливо заговорил:

— Едем мы из Киева уже девятые сутки. Позавчера наш товарняк разбомбило под Нежином. Мы заночевали в степи и решили утром пойти на полустанок, чтобы попутным рейсом продолжать свой маршрут. По дороге решили зайти в магазин, чтобы купить покушать. Подошли к магазину из совхозного сада, где днем отдыхали в холодке. Зашли — и ахнули от удивления. За прилавком стояла королева красоты неописуемой, ну точь-в-точь — моя одесская Венера. «Степа, — сказал я другу, — ты видишь эту орхидею заморскую, чего стоишь истуканом, поклонись ей в ножки». Женщина рассмеялась, назвала нас веселыми хлопцами и отпустила быстро все, что мы просили. Мы могли бы задержаться, бросив якорь возле этого милого создания, но у нас были другие планы: скорей в дорогу, война идет по пятам. Мы поблагодарили за продукты, за улыбку, рассчитались за все и взяли курс опять через сад в сторону железной дороги.

— Что было потом?

— Потом все было просто, как в песочных часах: в саду на берегу пруда мы подкрепились и двинулись в дорогу.

— Вы кого-нибудь встречали в пути?

— Двух артиллеристов, один из них был старый знакомый.

— Что за знакомый?

— Ну, это уже другая история, — Фима налил из графина воды, напился. — Когда наш эшелон разбомбили, мы со Степой с перепугу сбежали подальше от железной дороги в степь. Бомба — дура, она и на умную голову упасть может. Нашли мы в чистом поле омет под звездами и решили переночевать. Вдруг слышим, в темноте кто-то к нам в гости топает. Оказалось, что это сержант-артиллерист, отставший от своей части. Вначале мы с ним дружески беседовали, а потом, как разглядели его предательское нутро, всыпали ему, как следует, и пошли своей дорогой. А вчера он уже со своим однополчанином шел в ваш совхоз. Улыбался, как старый знакомый.

— Каков он из себя? Можете словесно передать его портрет?

— О чем речь, гражданин начальник... У меня глаз наметанный, как у художника Айвазовского, слыхали про такого? Так вот рисую портрет сержанта: парень крепкий, плечистый, среднего роста, длиннорукий, чубчик с нависом на лоб, говорит часто-часто с заметным акцентом западно-украинским. Хотя нам врал, что родом из Полтавы. Нос у него с горбинкой, ноздри тонкие, с большим вырезом...

— Хо-ро-шо, — протянул майор, когда Фима кончил рисовать словесный портрет старшины, — спасибо за сообщение. Хлопцы, — обратился он к комсомольской охране, — доставьте задержанных в райотдел милиции и сдайте там под расписку. На первый взгляд, они внушают доверие, но приеду — все уточню. Хотя чую — правду говорят!

11

В жаркий июльский день оперативная группа под командованием капитана Буряка прибыла в Глухово. В райцентре чувствовалась близость фронта. По вытоптанным улицам, взметая пыль, мчались со стороны тыла полуторки с красноармейцами, тянулись обозы, груженные мешками с мукой, ящиками с галетами, консервами, скакали ездовые на взмыленных конях. И все на запад, на запад...

На соборной площади стояли шеренгой самоходки с расчехленными стволами, направленными в небо. В садах, за штакетниками, дымили полевые кухни, а неподалеку, в тени яблонь, зеленели палатки полевого госпиталя, среди которых метались санитарки в белых халатах.