Жаркое лето

— Порядок, — отрапортовал Степан. — Начальство в ответ шлет благодарность и надеется на нас, как на верных сынов Украины.

— Спасибо! — буркнул Никита. — Оперативную сводку принял?

— Так точно!

— Что нового?

— Группа армий «Юг» теснит противника во всех направлениях. В районе Умани наши вышли на оперативный простор и крупными танковыми соединениями громят разрозненные части Красной Армии.

— Отлично! — Никита ликовал. — Скоро наступит конец Советам.

Рацию прятали на старом месте, в яме, под вывороченным корневищем толстой сосны. Сверху её аккуратно прикрывали деревянным щитом с насыпанным толстым слоем земли.

В бору было душно. Злые комары, видно, к дождю, не давали покоя. Диверсанты, упрятав рацию, ушли вниз к лесному оврагу, сели на ствол поваленной сосны и закурили.

Вот уже неделю действовали они в тылу Красной Армии: на шоссе Нежин—Киев взорвали имеющий стратегическое значение мост, совершили убийство молодого хлопца, едущего на велосипеде из райцентра в село с почтовой сумкой, напали на воинскую автомашину, с помощью Залаты следили и ежедневно сообщали в свой центр о количестве военных эшелонов, проходящих по главной магистрали Москва—Киев на Юго-Западный фронт — это было главное.

База диверсантов находилась в небольшом сарайчике углежогов, в глуши соснового бора. Когда-то здесь, наверное, еще в двадцатые годы, недалеко от порубки углежоги соорудили себе шалаш, похожий на чум — молодые сосенки вверху связывались гибкими ветвями дубков. Так он и остался в лесу, от времени закостенел. Изредка сюда заглядывал случайный охотник, чтобы спастись от дождя.

Ватуля его давно обнаружил, хотел было подсказать местным сельчанам, чтобы разобрали на дрова, ведь добро пропадает, а потом раздумал и позабыл о нем. И вот он пригодился.

В первые дни еду им доставлял Ефим Ватуля, покупая в совхозном магазине хлеб, консервы, сало, но вчера вечером диверсанты сами напали на автомашину с продуктами. Шофера убили, машину сожгли. Теперь у них был запас сушеного картофеля, сливочного масла, хлеба, да еще десятка три консервных банок свиной тушенки.

Националистическое руководство по ту сторону фронта было ими довольно. Сам Андрей Мельник — «президент» ОУН в один из сеансов радиопередачи объявил им благодарность по радио и представил к награде. Благодарность из центра обрадовала нахтигалевцев, но не вызвала особого энтузиазма. И причина для этого была вот какая.

...Двое суток подряд Никита с Павло Дружбяком ходили в разведку на шоссе Глухово—Нежин, по которому сновали взад и вперед воинские автомашины. Нахтигалевцам необходимо было уточнить, когда движение по дороге затихает, чтобы без потерь, наверняка, подорвать одну из машин, желательно с боеприпасами, и тем самым создать панику среди военных водителей и местного населения. Ведь паника в тылу, словно сырость, разъедает даже кирпичные стены.

На третьи сутки вечером они решили осуществить свой замысел. На выполнение вышли втроем: Никита, Дружбяк и Петр Гаркуша. Засаду решили сделать в самом глухом месте, где дорога резко поворачивала от болот вправо. Диверсанты залегли в придорожной канаве, в колючих кустах терновника, шагах в десяти от грейдера. Машины одна за другой неслись мимо на бешеной скорости, обдавая едкой пылью и гарью. На лес уже спускались сумерки, а автомашинному обозу, казалось, не будет конца.

Никита с Дружбяком знали: с наступлением темноты поток машин увеличится. Чтобы не подвергаться вражеским бомбардировкам, в сторону фронта будут ехать красноармейцы в кузовах, с привязанными к бортам небольшими деревцами, санитарные автомашины, походные кухни. Изредка шоферы включают фары, чтобы не налететь при случайной заминке друг на друга. Охотиться в таком потоке за одной из машин — значит записать себя заведомо в число смертников. Красноармейцы ехали с оружием в руках, готовые в любую минуту отразить внезапное нападение, да и по обочине взад-вперед сновали мотоциклисты, охраняющие дорогу.

Зато сейчас, когда еще не совсем стемнело, дневной поток машин стал заметно убывать. А вскоре и совсем потянулись редкие грузовики. Желанная минута приближалась. Послышалось тарахтенье мотора и расшатанного кузова. Никита привстал. Дружбяк увидел, каким злом зажглись его зеленоватые, как у беркута перед нападением на добычу, глаза, заходили желваки на скулах. Вот он сделал знак рукой. Осторожно отодвигая колючки терновника, диверсанты, пригнувшись, вышли к обочине, залегли на краю канавы.

Со стороны Нежина ехала одинокая полуторка с синими подфарниками. Она двигалась неторопко. Из кузова лилась веселая песня «Распрягайте, хлопцы, коней». Вскоре машина поравнялась с бандитами, обдав их бензинной гарью. Никита привстал на колени и изо всей силы метнул гранату под скаты грузовика. Дружбяк последовал его примеру. Два взрыва одновременно разорвали тишину леса. В их сполохах Никита увидел испуганные, искаженные ужасом и болью лица сидевших в кузове красноармейцев.