Жаркое лето 82 года

Вот это да… То, чего боялись, на это и попались… «Фантомы» берут вдвое больше нас, и их попадания наносят серьёзный ущерб. Но там ведь два человека в кабине! Как же так получилось, что экипажи не смогли заметить вовремя, что атакуют своих?! Однако нет времени на проверку того, что произошло там. Для всех нас эта новость – предупреждение… И сейчас главное – не допустить подобного в наших вылетах, несмотря на всё давление и желание избавиться от бомб там, в районе работы.

Нам уже надо бежать к самолётам. Нам – это Тувье и мне. Тувье, мой одногодок, «моложе» меня на один выпуск Лётной школы, студент второго курса медицинского университета – мой ведомый в этом полёте. Отличный парень, с особым юмором, хороший лётчик, в эскадрилье с первого дня своей лётной службы. Я рад, что он мой второй номер. Хватаем сумки с картами, экипировку, бежим к автобусу – и в капониры.

Мой самолёт начинает создавать мне проблемы уже на рулёжке. Первым начинает барахлить компьютер навигации – его инерциальная платформа начинает показывать скорости, не соответствующие действительности… Это ставит меня перед дилеммой – сознаться «вслух», что у меня барахлит навигация, и просить, чтобы дали другой самолёт, означает, что мы в этот полёт не летим, так как заменить мой самолёт времени нет, а Тувье в одиночку не выпустят…

Времени на раздумье нет. Проверяю ещё раз все системы самолёта – двигатель, гидравлика, электричество и радио работают как надо, система сброса вооружения функционирует, прицел работает… Не работают: инерционная платформа, компьютер навигации и сброса бомб. Лететь можно, но придётся бомбить по старинке, с фиксированным прицелом, точно выдерживая данные в пике – угол пике, скорость и, главное, высоту сброса. Как делали до того, как установили эти новые системы в самолёты. Как делал 3 года после завершения Лётной школы, когда летал на самых старых «Скайхоках» в ВВС Израиля, которые мы получили от американцев после войны 1973 года. Тогда Америка послала нам самолёты – ветераны Вьетнама, и мы, обрадованные тем, что есть на чём летать, благодарно их приняли.

Принимаю решение – лечу как есть… Буду бомбить «вручную». Это потребует от меня повышенного внимания к данным пике, попадания будут хуже, чем с компьютером, но, беря в расчёт радиус действия наших бомб Мк-82, шансы попасть в цель и выполнить задание есть, и они выше среднего… Так что это оправданный риск.

Тувье прибывает на площадку перед ВПП, проходит последние проверки, и мы взлетаем. Собираемся в звено и выходим в море над Ашдодом. Там нам диспетчер даёт вектор на север и указывает «полный вперёд». На полной мощности двигателя (минус пару процентов, чтобы Тувье было легче держать строй), в пологом наборе высоты, чтобы не уменьшать наземную скорость, летим вдоль побережья, проверяем и включаем тумблеры системы вооружения.

Приближаясь к Цидону, перехожу на связь с офицером связи и наведения, которого нам выделили, и вызываю его. Он должен нам дать цель, и тогда будет понятно, куда летим – продолжаем вдоль побережья на север в сторону Бейрута или берём на северо-восток, в сторону Эйн-Зхальты.

К моему удивлению и радости, я узнаю голос нашего офицера связи и наведения – это Йонатан Э., лётчик нашей эскадрильи, которого послали в первый день войны работать с сухопутными войсками. Он также узнаёт мой голос, а точнее, говор, и «выпускает» в эфир шутку, известную только в нашей эскадрилье и адресованную мне. Я не остаюсь в долгу, и чтобы показать, что узнал его, вместо стандартного для того времени позывного офицера связи наведения «Авнет», отвечаю «Длинный, вас понял!»… Йонатан – высокий, под метр девяносто, парень, отличный лётчик, но молодой и горячий – был любителем конфликтовать с начальством, и поэтому мне совсем не было удивительно, что вместо того, чтобы летать в эту войну, он провёл её на земле. Я был знаком с его старшим братом, тоже лётчиком, по одной из моих прежних эскадрилий, и у меня с Йонатаном, выходцем из интеллигентной профессорской семьи, сложились дружеские отношения. Я был очень рад услышать его голос – ведь о нём и что с ним происходит, мы в эскадрилье практически ничего не знали.