Жасминовый дым

Захлопнулись дверцы. Автомобиль вздрогнул, глухо зарокотал и тронулся. Чья-то рука придерживала носилки. Чей-то голос твердил Олегу:

– Ну, хватит, приятель, пошумел, и будет! Кончай, а!

Но не мог он остановиться. Приступы смеха накатывали на него один за другим. Ведь он уже был там, в облачных разрывах, с братом своим, лунным псом, пересекал небо великолепными, замечательно длинными прыжками.

И был счастлив.

Часть 3 Иная форма бытия (Из деревенского дневника)

…И паутинная игра

Теней и бликов у осоки.

В ветвях – замедленные соки,

В листве – томление земли.

…Он теперь знал: здесь, на этой земле, у этой реки он и его сын останутся навсегда, что бы ни случилось.

Свободный брак

Наверное, только здесь, спускаясь с ведром в овраг за ключевой водой, можно наткнуться на любопытного зайца, который в пяти шагах, встав на задние лапы из слегка пожухшей травы, будет безбоязненно рассматривать пришельца, посмевшего нарушить его уединение.

Только здесь можно увидеть вечером идущих цепочкой по берегу Клязьмы рыбаков – по пояс в волокнистом, молочно-белом тумане, напоминающих сказочных витязей, явившихся из речных глубин по молчаливому призыву первой звезды, загадочно мерцающей над лесом в сиреневом небе.

И только здесь, всего лишь в ста шестидесяти километрах от Москвы, если свернуть у Лакинска с шестиполосной трассы на ухабисто-петлистую шоссейку, соединяющую разбросанные вдоль Клязьмы деревеньки, да ещё пожить в одной из них несколько лет, можно, разговорившись на автобусной остановке с незнакомым, мягко окающим человеком, узнать о нём за несколько минут всё. Или – почти всё.

Жизнь обитателей нашей деревни так же простодушно открыта. Её подробности сами собой возникают в разговорах возле автолавки, выкликающей всех на улицу басисто-квакающим сигналом. Первыми сбегаются к ней бодрые старушки с дерматиновыми кошёлками времён Никиты Хрущёва и клюками, изношенными до коричнево-золотистого блеска.

Старушкам под девяносто или около того, они без конца жалуются на здоровье, но, как утверждает деревенская молва, строго ведут домашнее хозяйство и даже время от времени берут косу в жилистые руки, чтоб положить на задворке прущую дуром (по пояс и выше!) траву.

За ними к распахнутым дверцам продуктовой «газели» стекаются «молодые бабушки» (старшее поколение их кличет «девчонками»), пестующие городских внуков-школьников, всё лето гоняющих по улице с оглушительным трезвоном на новеньких велосипедах.

Последними приходят помятые «после вчерашнего» сумрачные мужички, норовящие без очереди взять пивка. Сердобольные бабоньки их пропускают. Жалеют.