Жасминовый ветер

После окончания представления для адептов, преподавателей и приглашенных гостей в большом бальном зале театра состоялся новогодний бал, и мое настроение, приподнятое после выступления, сейчас взлетело на недосягаемую высоту. От утренней тревоги не осталось и следа, и сейчас мне казалось глупым, что я поддалась этому чувству, просто увидев свой рисунок из детства.

Я захотела отдохнуть и поболтать с подругами, Мариус беседовал в другом конце зала с коллегой из госпиталя, приглашенным на наше представление лично профессором Кирали.

– Кстати, у тебя все в порядке с защитным амулетом, который нам тот Александр из Совета потомков Фаэтона прислал? – спросила Герда.

– Сняла сегодня утром, но пока никому не говорила, не до этого было. Он словно обуглился. И при этом потерял свою силу. Такое вообще бывает с амулетами? – задала я встречный вопрос.

– Только в том случае, если сила мага во много раз превышает силу амулета. Но я такого еще никогда не видела, только в книгах читала по артефакторике, давно еще. Да и наши амулеты были очень мощные. Я думала, что их хватит хотя бы на пару лет.

– А в результате хватило на несколько месяцев.

Мы замолчали, обдумывая случившееся. Из состояния задумчивости меня вывело ощущение, будто сейчас с меня спадет чулок.

– Мне нужно в дамскую комнату.

– Я с тобой, – промолвила Герда.

В туалетные комнаты вел длинный коридор, освещенный магическими лампами, горящими на стенах. Парочка окон были открыты, и ветер колыхал занавески, принося с собой запах хвои – на Эсфире эти деревья так же любили наряжать в канун Йоля, как и на Земле в канун Нового года. Снег, начавшийся утром, к вечеру усилился, и сейчас я с упоением наблюдала, как в свете уличных фонарей падали его крупные хлопья. Мы возвращались в бальный зал, когда моего слуха вдруг достиг негромкий плач с улицы. Судя по интонации, плакала девушка или подросток. Переглянувшись с подругой, мы, не сговариваясь, пошли к выходу на улицу, чтобы узнать, что случилось.

Мороз тут же коснулся обнаженных участков кожи колючими иглами, но мы все равно шли на девичий плач, рассчитывая увести девушку в здание. Каково же было наше удивление, когда мы увидели Алиору Шеари! Застыв в удивлении, мы уставились друг на друга – мы с Гердой на нее, а она на нас.

Первой отмерла заплаканная Алиора, шмыгнув носом.

– Ну и какого демона вы сюда притащились? Проваливайте отсюда! – рыкнула она, торопливо вытирая платком дорожки из слез.

Видят боги, эта девчонка меня раздражала! Бесила своим стервозным и склочным характером, бестактностью, ну и, конечно же, влюбленностью в моего жениха, граничащей с одержимостью. Но, увидев ее плачущей, я, к собственному удивлению, испытала к ней чувство жалости. Что-то было в Алиоре сейчас такое, что злиться на нее даже не хотелось.

– Вы оглохли обе? Проваливайте, говорю! – раздраженно повторила она. – И только попробуйте кому сказать, что видели меня здесь в слезах!

– О боги, оно нам надо вообще, рассказывать что-то кому-то о тебе? – возмутилась Герда. – Ты окружающих по себе не суди!

– Мы услышали, как кто-то плачет, и решили пойти спросить, что стряслось. Может, помощь какая нужна, – пояснила я Алиоре.

– Мне не нужна ничья помощь! Идите к троллям! Со мной все в порядке!

– Ну да, именно так и выглядит тот, у кого все в порядке, – скептическим тоном промолвила Герда.

– Боги, как же вы меня достали все! – произнесла сквозь зубы Алиора и резко развернулась, собираясь уйти.

Но, видимо, от переживаний или слез, или еще боги ведают чего, ее немного повело в мою сторону, хоть она и была вовсе не пьяна. Я попыталась ее удержать за руку, чтобы она не упала в снег, и в тот момент, когда наши руки соприкоснулись, мое сердце словно пропустило удар, а перед внутренним взором стремительно пронеслись картинки из чужой жизни. Из жизни Алиоры, которую я увидела со стороны, словно мне только что показали фильм. Очень тяжелый и грустный фильм, в котором был странноватый отец, живущий двойной жизнью и не обращавший внимания на своего единственного ребенка, и деспотичная, вечно недовольная мать. И среди этого островка безразличия, вечной критики и упреков росла, как полевая трава, сама по себе, девочка Алиора, безуспешно пытавшаяся заслужить то, что должно быть априори у каждого ребенка при рождении – любовь родителей.

Вечные попытки доказать, что ты чего-то стоишь, что в тебе есть хоть что-то особенное, а в ответ – лишь раздраженное закатывание глаз или насмешки. Равнодушный взгляд отца, когда в пылу обиды хочется хоть у кого-то найти понимания. Боги, как же это мне знакомо! Только теперь мне казалось, будто это было вовсе не со мной, а если и было, то так давно, что некоторые детали просто меркли. Поняв, как может быть по-другому, когда тебя любят, я стала потихоньку забывать все то, что раньше резало душу без ножа.

Последнее, что я увидела, – рыдающую на полу Алиору и ее мать, которая гневно взирала на нее сверху вниз и ходила из стороны в сторону, словно дикий тигр по клетке.