И связь оборвалась, а с ней и незримое обычному глазу кино, кусочки из чужой жизни, случайно увиденные мной благодаря дару прорицания. Алиора, не понимая, что произошло, все же чувствовала некоторое вторжение в свое сознание и сейчас с подозрением смотрела на меня. А мне вдруг многое стало понятно, и теперь, когда передо мной была на миг приоткрыта завеса чужой жизни, я искренне жалела Алиору. Теперь мне понятны причины ее одержимости моим женихом.
Мы молчали. Однако это было красноречивое молчание. Я первой нарушила тишину:
– Ну теперь-то мне многое понятно, Алиора. То, что я увидела, объясняет твое поведение, но никак тебя не оправдывает в твоих пакостях и злобе.
– Что ты несешь вообще? – попыталась было возмутиться она. – Я не понимаю, о чем ты.
– Еще как понимаешь. Мы соприкоснулись руками, и я увидела некоторые эпизоды твоей жизни, связанные с родителями. Я не буду сейчас их пересказывать и уверена, что тебя это даже порадует. Я видела достаточно. И хочу тебе сказать, что очень даже тебя понимаю. И хоть мне не хочется это признавать, но все же признаю – кое-что общее у нас с тобой имеется. И знаешь, что это?
– И что же?
– Равнодушный папаша, присутствующий в доме, наверное, ради мебели, и мамаша-деспот, которой слово поперек не скажи. Но в моем случае это мачеха. Так что я тебе даже сочувствую.
С лица Алиоры схлынула кровь, сжав губы в упрямую тонкую линию, она нервно выдохнула и, избегая моего взгляда, вновь заговорила:
– Сдалось мне твое сочувствие, Эринглив! Тебе-то хорошо, наверное, со стороны рассуждать, твоя мать в тебе души не чает, и даже отчим сдувает пылинки! За жениха так вообще молчу!
– Ага. Только вот до этого я почти шестнадцать лет своей жизни была изгоем и пустым местом. Мачеха донимала меня в моем же собственном доме, где я жила, как на войне, а отец рад был плясать под ее дудку, и его совершенно не заботило мое душевное состояние. Хотя и физическое тоже. Мачеха могла так меня побить, что оставались следы. А отец ни разу и слова поперек не сказал.
А еще в детстве у меня временами проявлялся пророческий дар, и я не знала, что это такое и что мне с этим делать. Земля – не Эсфир, там магия – это что-то из области сказок, мифов и легенд или психических расстройств. И мои видения можно было вполне списать на шизофрению. Сумасшествие то есть. Чтоб ты понимала, о чем я. Поэтому у меня не было друзей. И все, о чем я мечтала, – окончить школу, поступить в университет в другом городе и уехать из родительского дома, чтобы никогда больше туда не возвращаться. Начать новую жизнь с чистого листа.
Герда в это время тактично молчала.
– И тем не менее сейчас у тебя все благополучно, – промолвила Алиора. – Поделилась бы, что ли, рецептом, что же ты такого сделала в этой жизни, что она вдруг повернулась к тебе лицом, а не задницей?
– У тебя неправильная постановка вопроса. Правильнее будет спросить, не что же я такого сделала, а что не сделала. Я никогда, слышишь, никогда не кидалась на окружающих меня людей, будто они виноваты передо мной в чем-то. Никого не обижала и не задевала. Как бы плохо мне ни было, я четко осознавала, что это мои проблемы, и другие люди здесь ни при чем. Кроме тех, кто эти проблемы создал. Я не обозлилась, в отличие от тебя. Но у тебя еще есть шанс переосмыслить свою жизнь, сделать выводы, и, глядишь, может быть, вскоре что-то в ней изменится в лучшую сторону. Ради такого можно даже посетить пару сеансов у душевного целителя.
– Хах, – горько усмехнулась она, – ничего уже в моей жизни не изменится.
– О боги! Да о чем ты говоришь, Алиора?! – воскликнула Герда. – Какие наши годы! Все еще впереди. А к душевному целителю и правда стоит наведаться.
Она хотела сказать еще что-то, но пространство зимнего сада, в котором мы находились, огласил жуткий, леденящий душу хохот. Недоуменно переглянувшись, мы замолчали, застигнутые врасплох этим смехом.
– Так, пойдемте-ка в здание, девочки, – скомандовала Герда вполголоса, и, молча согласившись с ней, мы собрались идти, но не успели сделать и нескольких шагов.
Неведомая сила швырнула нас в разные стороны, будто мы оказались в эпицентре взрыва. Пролетев метра три, я приложилась спиной о дерево, и, будь я простым человеком, скорее всего, это обернулось бы для меня тяжелыми травмами. Но и так ударом из легких вышибло весь воздух, а на губах ощущался привкус крови. Поднявшись на ноги, увидела, как Герда поднимается, оглядываясь по сторонам.
– Это что вообще за чертовщина? – вырвался у меня вопрос, который можно было считать риторическим.