Жажда

В основе удивительной истории промышленного развития России лежит преодоление, которое всегда было и остается ответом на вызов, выбросом человеческой энергии. Вопрос сегодняшнего дня в том, чем мотивировать это преодоление – не как истеричную растрату сил, а как осознанный рост мощности. Нам необходимо принять свою судьбу. Не ковыряться бесконечно в прошлом, вымарывая черной краской то один, то другой исторический период, но спокойно взять на себя весь груз и опыт своей истории, непростую судьбу великой державы, ставшей таковой вопреки всему. России присуще особое, тонко вписанное в ткань общественных архетипов чувство фатализма – чрезвычайно мощного мировоззрения и мироощущения. Фатализм может быть апатичным и вялым, а может – деятельным, побуждающим отпустить тормоза. Он мобилизует – и парализует, он – наше самое сильное, но одновременно и самое слабое место. Как поставить его себе на службу? Только чудо – тяга к чуду, предощущение чуда, делание чуда – способно превратить неизбежность судьбы в мобилизующий фактор.

Мне исключительно повезло: я видел, как это происходит, я участвовал в процессе рождения и становления суперуспешной компании и управлял им. Такое даром не проходит: ты обдумываешь планы, считаешь деньги, закупаешь линии, строишь заводы, развиваешь сбыт, спасаешься от банкротства и снова инвестируешь – и так год за годом, на протяжении почти четверти века. Ты получаешь от своих достижений и от достижений массы интересных и увлеченных людей, с которыми общаешься, огромное удовольствие. А потом в какой-то момент поднимаешь голову – и видишь нечто, о чем и не подозревал.

Внутренний уровень, который я привык закладывать в свои проекты, как оказалось по зрелом размышлении, – уровень чуда. В реальности чудеса случаются не часто, но я никогда не опускал и не опускаю планку ниже уровня свершений. В опыте компании, в жизненном опыте людей, участвовавших и участвующих в наших проектах, так и записано: «свершение». Будь то реконструкция картоноделательной машины за два с половиной месяца вместо «положенных» шести или освоение эксклюзивной технологии высокотемпературного производства керамических гранул; будь то импорт производственной линии в страну, которая того и гляди распадется, или покупка совершенно незнакомой технологии, когда умудренный многолетним опытом работы в отрасли немецкий профессор говорит «это безумие» и выходит из переговорной комнаты. Из набора таких прыжков в невозможное, нелогичных, казалось бы, поступков и иррациональных решений в итоге вырастает глобальный лидер в своем сегменте рынка, промышленная компания, зародившаяся когда-то в комнатке физтеховского общежития.

В этой «технологии свершений» я вижу прямое наследование принципам российских промышленных прорывов. Именно из огромного количества ежедневных преодолений, которые называли тогда трудовыми буднями (тут на месяц пораньше закончили, там чуть-чуть металла сэкономили) – родилась в свое время советская индустрия. Но в те годы это было связано с тяжелыми лишениями, с реальным перенапряжением на грани физических возможностей. Сегодня никто такого не требует. Наше время более гуманно, оно дает возможность бережно, на микроциклах свершений, формировать человеческий капитал корпорации. Нынешние степени свободы позволяют концентрировать ценнейший актив – сети доверия – в открытой общественной среде, и делают эти сети более устойчивыми и гибкими. Главная же основа промышленного роста – увлеченность техникой, промышленным развитием, доведением эффективности производства до высочайших показателей – осталась прежней. Это касается и нашей компании, и, я уверен, многих промышленных компаний страны.

В потоке неотложных управленческих задач мы не слишком часто задумывались о том, что продолжаем традиции промышленного развития России. В период бурных преобразований не до рефлексии – сильнее было ощущение возможностей, динамики: можно – значит, делай. Сегодня я понимаю, что осознание своего места в промышленной истории страны должно приобрести для развития бизнеса большее значение. Зрелые общества отличаются тем, что соотносят себя с делами предшественников. Российское общественное сознание в новом своем качестве относительно молодо, ему нет и 30 лет. После общественного слома девяностых прошло слишком мало времени, чтобы оно успело в полной мере сформироваться – мы только еще вступаем в пору зрелости, когда на уровне общественной значимости встают вопросы – какие мы, кто мы и чего хотим?

Важно сделать так, чтобы в российской общественной среде укоренились представления, способствующие развитию, а не сдерживающие его.