Жажда

Экипажей не было. В столь поздний час они уже не появлялись на улицах. Нам пришлось идти пешком. Конечно, был риск опоздать, но, с другой стороны, пару прохожих заметить труднее, чем повозку, останавливающуюся неподалеку от заброшенного дома.

Местом встречи отца Василия с его таинственным визави оказалась одноэтажная развалюха с прохудившейся крышей и выбитыми стеклами. Покосившиеся ставни уныло висели на рамах, силуэт полуразрушенной печной трубы четко вырисовывался на фоне темно-синего неба. Вокруг дома расплывчатым облаком поднимались заросли скрюченных деревьев и кустов.

Какая нужда привела батюшку в это богом забытое место? Кто вынудил его замаскироваться и пробраться сюда, рискуя быть по пути узнанным прихожанами?

Я положил руку на плечо Мериме и, когда тот обернулся, шепнул:

– Вы уверены, что священник пошел сюда?

– Разумеется. Я наблюдал за ним, пока он не скрылся за дверью. Кажется, я различаю в одном из окон слабый свет. Там, должно быть, горит свеча или лампа, прикрытая плотным абажуром.

Я ничего подобного не заметил, так что мне оставалось только поверить Мериме.

Мы начали подбираться к дому, старались не шуметь и прислушивались, не донесутся ли до нас голоса. Перед окнами росли густые и высокие кусты сирени, а также несколько деревьев. Под их прикрытием нам удалось приблизиться к бревенчатым стенам. Вокруг царила полная тишина. Пахло гнилью – должно быть, из подвала.

Мы задержались возле двери, чтобы решить, как действовать дальше, как вдруг я услышал тихий женский голос, произнесший несколько фраз. Ему тотчас ответил мужской, резкий и, как мне показалось, гневный. Вероятно, он принадлежал отцу Василию.

Мериме поднял палец и показал на выступ фундамента. Он предлагал мне заглянуть внутрь здания. Я не замедлил последовать его совету, поставил ногу на камень, оттолкнулся и ухватился руками за подоконник. Доктор быстро подсадил меня. Я подтянулся и залез в комнату. Мне удалось проделать это практически бесшумно.

Свет падал внутрь из многочисленных дыр в просевшей гнилой крыше. Я осмотрелся.

На полу валялись какие-то черепки и тряпки. У дальней стены стоял ветхий прямоугольный стол, на котором лежал конский череп. Рядом с ним виднелись несколько красных и черных огарков. Остальное терялось в темноте. Лунный свет туда не доставал.

Справа находилась закрытая дверь, под которой желтела тусклая полоска света.

Я выглянул в окно, протянул Мериме руку и не без труда втащил его в дом.

– Глядите, – указал я на конский череп.

– Похоже, здесь иногда собираются поклонники дьявола. Или дети.

– Дети?

Доктор пожал плечами и проговорил:

– Люди жгут свечи и просто ради света. А череп… Ребятня что только ни подбирает. Этот дом наверняка давно облюбовали для своих игр местные дети, да и парочки небось захаживают сюда по ночам.

Я указал на дверь.

Мериме заметил полоску света, понимающе кивнул и прошептал:

– Только давайте на сей раз обойдемся без стрельбы. Там ведь священник, а не разбойник с большой дороги.

– Отец Василий не один, – заметил я, но револьвер доставать не стал, учел, что второй голос был женский.

Стараясь не скрипеть, мы двинулись к двери, однако половицы были старыми и прогнившими. Их скрип выдал наше присутствие. В соседней комнате на пару секунд стало тихо. Затем там раздался женский возглас и сразу вслед за ним – грохот опрокидываемой мебели.

Мы с Мериме переглянулись, ринулись вперед и распахнули дверь. Нам открылась следующая сцена. Одно из окон было занавешено черной плотной тканью, которую судорожно пытался сорвать отец Василий, одетый в обыкновенный коричневый костюм. Напротив него яростно дергала дверную ручку женщина. Она не замечала, что створка прибита к косяку гвоздями.

– Полиция! – крикнул я как можно строже.

Священник и женщина замерли, а затем медленно обернулись. Вид у них был растерянный и испуганный. Отец Василий весь как-то съежился, стал жалким и невзрачным. Я едва мог поверить, что этот человек недавно читал страстную проповедь, сумел завладеть вниманием прихожан.

Однако куда больше я удивился, узнав в перепуганной женщине, жавшейся к стене, Вирджини Лювье, горничную Марианны Киршкневицкой, погибшей недавно от рук убийцы.

Мериме тихо присвистнул.

– Ах, это вы, господин Инсаров! – воскликнула горничная.

Она пыталась изобразить улыбку, но вместо этого ее личико скривилось в гримасе.

– Что вам угодно, господа? – проговорил священник слабым, дрожащим голосом.

Он пытался взять себя в руки, но не мог. Еще бы! Нетрудно было представить, какой разразится скандал, когда прихожанам станет известно о его ночных похождениях.

– Прежде всего мы хотим спасти вашу бессмертную душу от греха, не допустить прелюбодеяния, – насмешливо ответил Мериме, снял очки и принялся протирать их.

Лицо батюшки стало пунцовым.

Он несколько раз открыл и закрыл рот – совсем как рыба, выброшенная волной на берег, – затем взглянул на Вирджини Лювье и, наконец, заявил:

– Вы ошибаетесь, господа! С этой женщиной меня не связывают никакие плотские отношения.

Горничная согласно закивала.