Жажда

Но когда я пересекаю шоссе и выезжаю на пешеходную набережную, с которой открывается вид на пляж, то резко нажимаю на тормоза и останавливаюсь. Вместо людских толп, которые, как мы предполагали, будут тесниться в очередях к опреснителям, я вижу пустынный песчаный берег, по которому бесцельно слоняются несколько людей – и все. Ближе к кромке воды – несколько грузовиков, в кузовах которых размещены некие машины, но они ничего не производят. Никакой воды. Одна из машин исторгает из себя черный дым, а еще одна вообще лежит на боку.

Бросив велосипед, я спускаюсь на песок. Гарретт и Келтон идут следом. Глаза мои отчаянно всматриваются в берег в поисках родителей.

А затем Гарретт говорит:

– Алисса! Ты слышишь это?

Конечно, я слышу. Звук почти музыкальный и одновременно электронный, не перебиваемый шумом прибоя. Я иду по песку; постепенно звук становится громче, и я понимаю, что источник у этого звука не один, а много. Целый оркестр. И я осознаю, что это за оркестр.

Сотовые телефоны.

Это звонят сотовые телефоны.

Десятки мобил лежат вокруг нас на песке, исторгая из себя зловещую восьмибитовую симфонию. Недошедшие звонки тысяч потерянных душ.

Ни я, ни Келтон, ни Гарретт – никто не знает, как реагировать на то, что мы видим. Пытаясь справиться с шоком, мы стоим и смотрим, как звонящие телефоны корчатся перед нами в вибрациях. И тогда я понимаю, что совсем недавно и я была на другом конце линии, отчаянно надеясь, что кто-нибудь ответит на мои бесконечные звонки. Я протягиваю руку и беру один из телефонов, вибрирующих прямо подо мной. Мгновение держу в руках испачканный в песке «айфон», а затем подношу его к уху.

На другом конце линии ребенок.

– Мама, это ты? – спрашивает он.

Он явно не старше Гарретта. Я отвечаю, стараясь поаккуратнее выбирать слова.

– Я не твоя мама, – произношу я.

– Где моя мама? – умоляющим голосом спрашивает ребенок. – Кто это? Почему у вас ее телефон?

Несколько мгновений я молчу, не зная, что сказать, чтобы успокоить ребенка.

– Я на берегу, – говорю я наконец. – Твоя мама потеряла свой телефон на пляже.

– Она поехала за водой.

– Мне кажется, здесь нет воды, – говорю я. – С тобой рядом есть взрослые? Передай им то, что я сказала.

– Где моя мама? – плачет ребенок.

Я пытаюсь сформулировать ответ как можно точнее, но не могу. Мысли мои спутались. Нет у меня ответа для этого мальчика, как нет ответа и для самой себя.

– Прости, – говорю я и бросаю телефон на песок. Когда же он вновь начинает звонить, я закапываю его. Закапываю глубоко, чтобы не слышать отчаянных воплей, по крайней мере, одного из телефонов, что звонят вокруг.

– Что здесь произошло? – слышу я вопрос Келтона.

И постепенно из того, что мы видим, складывается картинка, наделенная смыслом. Все же очевидно, все лежит вокруг. По берегу словно прошелся торнадо, оставив повсюду кучи обломков, которые видятся мне тенью столь жуткой катастрофы, что я не в силах ее представить. Пластмассовые столы и стулья опрокинуты, все завалено мусором, который подхватывают и разносят по пляжу чайки. Страшнее всего – одинокий потерянный башмак.

И по всему пляжу разбросаны черные алюминиевые контейнеры – их здесь десятки. Контейнеры источают ужасный запах хлорки, смешанной с гарью. Запах проникает мне в ноздри, я зажимаю нос, но это не помогает. Келтон поднимает контейнер и держит его на безопасном расстоянии.

– Это слезоточивый газ, – говорит он. – Похоже, здесь были беспорядки, и солдаты разгоняли толпу…

А эти машины? Мы подошли к ближайшей. Она разбита, как и остальные. У одной передняя панель из нержавеющей стали оторвана и обнажились внутренности – какие-то перекрученные трубки и провода, словно машина гниет изнутри. За мешаниной трубок и проводов – циферблаты, измерительные приборы, соединенные с разорванными резервуарами, каждый из которых оснащен системой клапанов.

Неужели это сделали люди? Неужели они как животные дрались друг с другом перед этими дающими жизнь машинами, заодно превратив и их в груды никому не нужного металла? Неужели ими владело такое отчаяние, что, стремясь к питьевой воде, они уничтожили устройства, ее производящие? И сделали это в стремлении получить глоток воды первыми? И неужели наши отец и мать были среди них?

Теперь я вижу, что у каждого опреснителя стоит полицейский в полном боевом снаряжении и с оружием. Они отгоняют людей от машин, как будто там есть нечто, что стоит защищать.

– Что здесь произошло? – спрашиваю я одного полицейского, держась от него на безопасном расстоянии.

– Вы должны покинуть пляж, мисс, – отвечает он. – Отправляйтесь домой и ждите указаний.

– Но что случилось с людьми, которые здесь были? – не унимаюсь я. – Их отправили в другое место? На другой пляж?

– Здесь небезопасно, мисс. Вы должны покинуть пляж.

Я пячусь назад и наталкиваюсь на Гарретта. У того глаза полны слез, но не от слезоточивого газа.

– Пусть он скажет, куда они пошли! – требует он, как будто я могу приказать полицейскому.

– Смотри-ка!