Но тот медлит. Вновь и вновь перебирает уже исследованные канистры, словно пытается найти в них что-то еще. Наконец он сдается. Выбирается из темноты и в отчаянии пинает валяющиеся на полу бесполезные сосуды. Некогда содержавшие воду. Они издают печальный стук, словно церковные колокола, обмотанные одеялом. Оставив дверь распахнутой, мы уходим из убежища. Какой теперь смысл ее закрывать?
Мы возвращаемся к грузовику, который по-прежнему ждет нас возле вывороченного ствола. Жаки прыгает в кузов и, разбрасывая все на своем пути, добирается до ящика. Подхватывает его и спускает вниз, на землю. Уголки ящика немного помяты, но сам он – в целости и сохранности. Жаки пытается сорвать ленту ногтями, но лента слишком прочная, да к тому же намотана в несколько рядов.
– У кого-нибудь, случайно, не завалялся в кармане швейцарский армейский нож? – спрашивает она, обернувшись к Келтону. – Может быть, разберешься с этим, коммандос?
– В убежище есть ножи, – отвечает Келтон, но ни один из нас, и менее всего Жаки, не желает ждать так долго.
– Я схожу, принесу, – вызывается Генри, но Жаки его останавливает.
– Оставь, – говорит она.
И, протянув руку, требует:
– Ключи!
Генри делает шаг назад, словно в ее раскрытой ладони прячется невидимое оружие, но Жаки, выразительно пошевеливая пальцами, настаивает. Я понимаю, почему Генри не хочет возвращать ключи Жаки – как только она ими завладеет, назад он их уже не получит. В конце концов, он сдается и передает ключи Жаки.
Интересно, а почему он сам не взялся открывать ящик? В конце-то концов, это же его вода! Но мысль выскальзывает из моего сознания еще до того, как я успеваю ее обдумать.
Жаки берет ключ с самой острой кромкой и принимается рвать, пилить и протыкать ленту.
– Ну, давай же! – бормочет стоящий рядом с ней Гарретт.
Жаки едва не рычит в бешенстве:
– Какой идиот ее так замотал?
Наконец она делает в ленте отверстие, потом расширяет его настолько, что можно просунуть руку. С усилием тянет и срывает с ящика верхнюю картонку. И застывает, глядя внутрь ящика – вместо того, чтобы сунуть в него руку и достать воду.
– Это что, шутка? – недоуменно тянет она. – Ка- кого черта?
– Что? – спрашиваю я. – Что там?
Вместо ответа Жаки опрокидывает ящик, и из него выскальзывают брошюры, сотни брошюр.
На обложках – стройные счастливые люди на фоне сияющего брызгами горного родника. Как бы мне хотелось быть одной из них!
Правда – как ядерный взрыв. Волна радиации прошивает меня насквозь, но я понимаю, что самые тяжелые последствия еще впереди. Но не слишком далеко. Я думаю о пустых канистрах, оставшихся в убежище. Потом вспоминаю людей на футбольном поле, за оградой. Они так отчаянно хотели воды, что готовы были душу заложить за единственный глоток. Потом мысли мои возвращаются к тому, как странно спешил Генри, когда выручал ключи от грузовика. Как торопился отчалить, пока солдат не открыл ящик. И я понимаю, что это – не трагическая ошибка. Генри знал, что в ящике ничего нет. Знал
И поэтому я не удивлена, когда Гарретт говорит:
– А Генри-то исчез!
Человек обязан иметь стратегию выхода из любой, даже провальной, ситуации. Я всегда знал это, я даже жил этим. Но данные обстоятельства, увы, застали меня врасплох. Мне и в голову не приходило, что убежище Макрекенов может оказаться пустышкой. Как бы меня ни тошнило от этого рыжего психопата, но я верил, что он нас спасет. Поделом мне! Нечего было расслабляться!
В более совершенном мире никому бы не понадобилось открывать этот ящик. Он остался бы чем-то наподобие кота Шредингера в известном парадоксе из квантовой механики. Пока ящик закрыт, вода в нем есть. По крайней мере, в сознании тех, кто так считает. А кто возьмется утверждать, что их картина реальности отличается от моей?
Но когда ящик открыли, всякая определенность исчезла. Будь у меня голова на плечах, я должен был бы, как только обнаружилось, что никакой воды в убежище нет, выскользнуть наружу, сесть в грузовик и улизнуть. Следовало плюнуть на все надежды относительно того, что мне выпадет честь стать славным спасителем этой несчастной компании неудачников, подбить баланс и смотать удочки. Но я колебался. И, колеблясь, потерял все. Теперь я вынужден продираться сквозь лес пешком, мучимый жаждой. Я помню, как мы попали сюда и как далеко от цивилизации забрались – если, конечно, можно назвать цивилизацией то, что мы оставили. План мой прост – вернуться к Агате и ее коммуне, стать незаменимым членом этого дорожного сообщества и получить достаточно воды, чтобы выжить. Это будет долгий путь, и хотя остаются определенные сомнения касательно того, что мне удастся его проделать, я просто обязан попытаться. Рисковать так рисковать, в этом изменчивом мире выбор у меня небольшой.
Но не успеваю я даже выбраться на дорогу, как кто-то с силой опрокидывает меня и впечатывает спиной в каменистую лесную подстилку. Первая моя мысль – это медведь. Но на поверку все оказывается гораздо хуже.