Жажда

Он, рыча, притягивает меня к себе, утыкается лицом в изгиб между моими шеей и плечом и покрывает его чувствительную кожу неспешными, долгими поцелуями. Я трепещу, прижимаюсь к Джексону теснее, упиваясь тем, как его губы скользят по моему плечу, потом по руке к локтю. Тем, как его рука гладит мою спину сквозь тонкую материю платья.

Обычно, когда я встречаюсь с ним, на мне бывает надето несколько слоев одежды – свитера, толстовки, плотные флисовые штаны. Теперь же я чувствую тепло его ладони сквозь тонкую материю этого платья. Чувствую, как подушечки его пальцев скользят по моим лопаткам.

Это очень, очень приятное чувство. Настолько приятное, что я приникаю к нему и позволяю ему касаться меня везде, где он того хочет, и так, как он того хочет.

Не знаю, как долго мы стоим вот так и он касается, целует и ласкает меня.

Достаточно долго, чтобы все внутри меня превратилось в расплавленный свечной воск.

Достаточно долго, чтобы каждая клеточка в моем теле запылала огнем.

И более чем достаточно, чтобы еще больше влюбиться в Джексона Вегу.

От него так чудесно пахнет, он так чудесен на вкус, у него такие чудесные прикосновения, что я могу думать только о нем. И хочу только его.

И когда он царапает своими клыками нежную кожу моего горла, все внутри меня замирает в предвкушении.

– Можно? – шепчет он, обдавая мою кожу своим теплым дыханием.

– Пожалуйста, – отвечаю я, выгнув шею, чтобы дать ему более удобный доступ.

Он неспешно очерчивает клыками круг на моей груди чуть выше сердца.

– Ты точно уверена? – спрашивает он, и его сдержанность и забота только заставляют меня хотеть Джексона еще сильнее.

– Да, – выдыхаю я, и мои руки скользят по его талии, прижимая теснее к себе. – Да, да, да.

Видимо, это то подтверждение, которого он ожидал, поскольку пару секунд спустя в мою шею вонзаются его клыки.

Меня пронизывает то же блаженство, что и в первый раз. Теплое, медленное, сладкое. И я отдаюсь ему, потому что знаю, что могу это сделать. Потому что знаю, что Джексон ни за что не заберет у меня чересчур много крови.

Он ни за что не сделает ничего такого, что причинило бы мне вред.

Я провожу ладонями по спине снизу вверх, зарываюсь пальцами в шелк его волос и задираю голову еще больше, чтобы дать ему более удобный доступ. Он издает вздох, его клыки вонзаются глубже, и сосание становится более настойчивым, более интенсивным.

Чем дольше он сосет мою кровь, тем глубже я погружаюсь в блаженство и тем больше хочу ему отдаться.

Но медленно, постепенно тепло, которое я чувствую в его объятиях, сменяется холодом, который грозит поглотить меня целиком. Сменяется медленно надвигающейся летаргией, из-за которой мне становится трудно думать и еще труднее двигаться и дышать.

На мгновение, всего лишь на мгновение во мне просыпается остаточный инстинкт самосохранения, заставляющий меня позвать Джексона по имени, заставляющий меня выгнуть спину и сделать попытку освободиться от его хватки.

Тут он рычит, сжимает меня еще крепче, его клыки вонзаются глубже, секундное прояснение моего рассудка сходит на нет, и он начинает сосать мою кровь всерьез.

Я утрачиваю всякое ощущение времени, полностью забываюсь и, дрожа, всем телом припадаю к нему. И отдаюсь ему и тому, чего он хочет от меня, что бы это ни б ыло.

Глава 55 Нечего плакать над пролитым чаем

После этого все медленно гаснет, и я не имею никакого представления о том, сколько времени проходит, прежде чем Джексон отталкивает меня от себя. Я падаю на кровать и несколько минут лежу, оцепенев.

Пока Джексон не рявкает:

– Вставай, Грейс. Уходи сейчас же!

В его голосе слышится неистовство, проникающее сквозь владеющую мною летаргию, – по крайней мере чуть-чуть. Настойчивость, заставляющая меня открыть глаза и попытаться сфокусировать взгляд на нем.

Он возвышается надо мной, с его клыков капает кровь, лицо искажено яростью. Его руки сжаты в кулаки, а из глубины горла исходит низкое ворчание.

Это не тот Джексон, которого знаю я, кричит голос внутри меня. Это вампир, словно вышедший из какого-то низкопробного фильма, а не тот парень, которого я люблю. Он чудовище, и это чудовище вот-вот утратит над собой всякий контроль.

– Уходи, – снова рычит он, и его темные глаза наконец встречаются с моими. Но это не его глаза, и я внутренне сжимаюсь, глядя в их бездонные глубины, начисто лишенные души, а голос внутри меня повторяет: «Уходи, уходи, уходи!»

С ним что-то не так, ужасно не так, и хотя какая-то часть меня боится сейчас за него, другая часть, которая намного больше, боится уже не за него, а его самого. Я торопливо вскакиваю с кровати, стараясь не делать таких движений, которые он мог бы счесть хоть сколько-нибудь агрессивными.

Джексон следит за мной, и когда я начинаю медленно продвигаться к двери, его звериное рычание становится все ужаснее, но он не делает попыток остановить меня – только неотрывно смотрит, прищурившись и оскалив клыки.

«Беги, беги, беги!» Голос внутри меня теперь вопит вовсю, и я готова его слушать.

Особенно когда Джексон опять рявкает:

– Уходи!