Жажда

— Все это так, как представляется мне, — поправил Суслэнеску, ощущая странное удовольствие созерцать все в каком-то тумане. Вы верите в революцию? — продолжал он с неожиданной смелостью. — Не надо отрицать, — предупредил он, хотя Джеордже продолжал молчать. — Это величественно. Но неужели вы думаете, что, сменив правительство и осуществив несколько реформ, вы сможете жить счастливо?

Джеордже обернулся, в глазах его вдруг сверкнула беспричинная злоба.

— Но речь идет не обо мне! И не о замене каких-нибудь «форм» другими. Речь идет о высвобождении человеческой энергии, которая растрачивается впустую, о разрушении отношений, которые держат ее в узде!

«Дидактично и наивно», — подумал Суслэнеску, но не стал прерывать Джеордже.

— Что мы сделали для этого народа… вы, я, другие? Ни черта! «Мы выполняли свой долг!» Идиотство! То же самое делали и они — министры, король, полиция, — все выполняли свой долг… И вот мы оказались на войне — ненужной и бессмысленной… где снова «выполняли свой долг». О единственном настоящем долге мы забыли: думать. Вместо этого — безделие, страх, все что хотите! Вы говорили о столкновениях… Да, они неизбежны. Они даже начались! Между теми, кто не понимает действительности и хочет по-прежнему «выполнять долг», и другими — их много, они пробудились или пробуждаются и хотят быть свободными!

«Аминь», — иронически подумал Суслэнеску.

— А что вы понимаете под словом «свобода»? — спросил он, стараясь не улыбаться.

Он был уверен в ответе Теодореску.

— Прежде всего сознательность и правду. Это написал на своем знамени коммунизм, и он победит. Правильное понимание мира. Конец предрассудкам, лжи, фальшивым отношениям между людьми.

— Дай-то бог, — слащаво протянул Суслэнеску. — В таком случае я и жизнь отдал бы за коммунизм. Это означало бы рай на земле.

Джеордже строго посмотрел на Суслэнеску. Ему вдруг показалось, что тот смеется над ним.

— Джеордже! — послышался голос Эмилии. — Иди сюда. Тебя ищет Митру Моц… Иди скорей! И не задерживайся с ним, обед уже готов.

Джеордже быстро встал, чтобы прекратить этот взволновавший его разговор. Суслэнеску говорил хорошо, но думал плохо, путано и бесполезно. При виде хмурого лица мужа у Эмилии сжалось сердце. Она выбежала из кухни, подставляя лицо яркому солнцу, чтобы хоть на мгновение увидеть Джеордже, услышать от него что-нибудь приятное. Но он встретил ее по-прежнему отчужденно. Не в силах сдержаться, Эмилия схватила его руку и прижала к груди.

— Скажи, дорогой, что с тобой происходит? Ты такой… молчаливый, замкнутый… Тебе так трудно привыкнуть к нам?

Голос Эмилии дрожал от слез.

— Ничего особенного, — рассеянно ответил Джеордже. — Где Митру? А я удивлялся, почему он не заходит к нам.

8

Митру ждал его в тени большой поленницы. В первый момент Джеордже не узнал его. Он страшно похудел, ввалившиеся щеки заросли густой, серой от пыли щетиной. Босые ноги до колен покрывала сухая корка смешанной с навозом грязи. Митру упрямо сосал потухший окурок, потом, обозлившись, что не может затянуться, швырнул его на землю и плюнул. Подняв глаза и увидев Джеордже, Митру хотел было пойти ему навстречу, но, словно приклеившись к поленнице, только качнулся из стороны в сторону.

— Пошли в дом, — пригласил Джеордже, вынимая руку из его шершавых, твердых, как доска, ладоней. — Пошли в дом. А я все думал, почему ты не заходишь к нам?..

— Да все недосуг, — пробормотал Митру. Губы его зло скривились, но он спохватился, что следует быть вежливым. — Ну, а вы как поживаете, господин директор? Слава богу, живым вернулись. Вижу, что и вам не повезло, без руки остались, — продолжал он, думая о чем-то другом. Потом внимательно осмотрел свои покрытые грязью ноги и покачал головой. — Давайте лучше тут поговорим.

Митру взял сигарету, протянутую Джеордже, жадно выкурил половину и нахмурился.

— С голоду дохнем, вот что, — грубо выкрикнул он.

— Лучше пойдем куда-нибудь, — прошептал Джеордже, растерянный этим необычным для гордого характера Митру признанием, прозвучавшим враждебно и резко, как пощечина. — Зайдем в класс.

Митру остановился в дверях, бросил взгляд на стены, завешенные старыми картами, и невесело улыбнулся.

— А здесь все осталось по-прежнему, — задумчиво произнес он и, усевшись на одну из скамеек, спрятал руки между коленями. — Вот в чем дело… — вяло заговорил он, не поднимая глаз. — Я пришел к вам, как к господу богу, если такой есть, черт его побери. Сделайте доброе дело, поговорите с госпожой, пусть даст мне в долю три югэра земли. Иначе сдохну с голоду вместе с семьей.

Митру плюнул на ладонь, потушил о нее сигарету и растерялся, не зная, куда сунуть черный размокший окурок. Джеордже опустил глаза. Он подумал, что Эмилия наверняка не согласится. У Митру нет ни волов, ни плуга. Потом у Джеордже мелькнула мысль, что он слишком задерживается с ответом и Митру может догадаться, о чем он думает.