Жажда над ручьем

(Вийону.) Вот эта жизнь — по мне! Такая мне по сердцу!.. Пей, пей, Франсуа, в честь своего рождества!.. И не поленись, потрафь честному народу, потешь его песней, стишками… и — веселыми, забористыми, а не хилыми виршами, от которых хоть вой на луну!..

В и й о н (усмехнулся). Погромче голос да попроще рифма — дым коромыслом, море по колено, — и всем понятно, всем весело… я и это могу, Коллен, и такое у меня есть про запас, на любой вкус…

К о л л е н. Потрафь им, они тебе и поднесут кружку.

В и й о н (очень серьезно). За кружку вина, за кусок позавчерашней свинины, за ночлег на сеновале вместе с курами, за сомнительную славу трактирного жонглера — я всем угождай под пьяную икоту пропойц?! А душа, Коллен, душа?!

К о л л е н. Какая еще душа?..

В и й о н. Моя, Коллен. Моя живая душа. Ей слезы нужны в уплату за смех. Ей стихи — разговор с богом в тот ночной час, когда не идет сон и бодрствует совесть. Есть разудалые стихи для всех, и есть тихие стихи для каждого… За первые платят и кормят, за вторые жгут на кострах. Но и те и другие живут во мне, и те и другие — как тело и душа…

К нему, улыбаясь, подошла  Д е в у ш к а, к о т о р о й  н и к о г д а  н е  б ы л о.

(Коллену.) Ты — мое тело, Коллен, мое неотступно голодное и похотливое тело, которому я плачу вечную дань. А она… (обнял Девушку), а ей нужна моя душа…

К о л л е н (удивился). Трактирной судомойке? Девке, которую каждый, кому не лень, тискает в сенях?!

С улицы вбегает встревоженная  Т о л с т у х а  М а р г о.

Т о л с т у х а  М а р г о (кричит с порога). Табари сболтнул! Донес Табари!

К о л л е н (вскочил на ноги). Про что сболтнул? — ты что мелешь, шлюха?!

Т о л с т у х а  М а р г о. Во-первых, я давно уже не шлюха, а содержательница уважаемого заведения, зарегистрированного в полиции, заруби это себе на носу, Коллен! А что шлюхой была — не спорю, так ведь первой шлюхой на весь Париж, хоть кого спроси!

К о л л е н. Ну?! — говори!

Т о л с т у х а  М а р г о. Его сейчас у самых дверей городские стражники из его же блевотины выудили. Он на ногах не держится, а орет им: «Я Ги Табари, знаменитый Ги Табари, который сегодня в ночь обчистил с дружками сундук Наваррского коллежа! Вот он кто я!..»

К о л л е н (властно). Какие дружки? Какой сундук?! — ничего не было, ничего не знаем, ничего не слыхали, поняла, Толстуха?! Рождество празднуем, рождественского гуся едим! Все слышали?! Я — Коллен де Кайе, вы меня знаете!

В и й о н (в страхе). Смываться надо! Крышка! Смываться, пока не поздно!

М о н т и н ь и. Только нас и видели! Ищи-свищи!

Т о л с т у х а  М а р г о. Бегите, мальчики! — они по следу сюда придут. Они унюхают! А там и за мясником дело не станет, за виноделом с удавкой!

Из толпы — прежде неразличимый в ней — вышел вперед  П а л а ч.

П а л а ч. А я — вот он! Тут он я!

В и й о н (отпрянул в ужасе). Ты?!

Девушка, которой никогда не было, подошла к нему, взяла за руку.

П а л а ч. А кому ж еще и быть-то, как не мне? Не ждали? — не ждали, дружочки мои, сограждане… забулдыги, пропойцы, горемыки, медвежатники, карманники, наводчики, шулера, сутенеры, скупщики краденого, мошенники, вымогатели, растлители малолетних?! А я — вот он я, тут как тут, всегда, во веки веков!..

По мере того, как он их выкликал, они разбегались в ужасе: кто куда, вон из трактира.

К о л л е н (убегая последним). Беги, Вийон! Беги, малыш! Не теряй времени! Беги, Франсуа!..

На сцене — никого, только Палач, Вийон и Девушка, которой никогда не было.

П а л а ч (доволен собою). Ну и напустил я на них страху! — улепетнули во все тяжкие!.. (Вийону.) А ты что же?! — ты ж из них самый молоденький, самый пока невинненький, самый до поры до времени чистенький, ты-то что к месту прирос?! Ты-то что сам к волку в зубы лезешь?! Ну-ка, ноги в руки и — шасть!..

В и й о н (в смятении). Куда? — почему я должен всегда бежать, почему я везде не дома, всем чужой, вечно белая ворона?! Я иду со школярами на баррикады — но мне претит их крикливость и я боюсь крови!.. Я иду с дружками воровать — и сочиняю стихи, когда они делят добычу! Я получаю свою долю, вот оно, дерьмо желтое, звенит в кармане, — живи как хочешь, никому не слуга, твоя воля! — и должен бежать из родного города… куда, к чему, с кем?! Всем чужой, всегда один, везде одинокий… что за заклятье на мне, что за каинова печать! — за что?.. (Быстро идет к выходу.) За что?!