Жажда над ручьем

П а л а ч (весело). С богом, ваше преосвященство, в добрый час!

В и й о н (про себя). Боже, боже, боже, боже!..

Палач медленно и неумолимо надвигается на Вийона.

Из сумрака застенка, из темных углов, из-за стен, решеток и дыбы выходят, заполняя всю сцену и закрывая от нас собою Вийона, Палача и архиепископа, в с е  п е р с о н а ж и  нашего веселого и поучительного представления.

(Кричит из-за их спин.) Я уже умер?.. Если я в раю, то он гораздо хуже, чем вы обещали, монсеньер… если в аду — то он неизмеримо лучше, чем можно было ожидать…

Эпилог

5 (а также 8-е) января 1463 года. Хмурый, сизый рассвет. Холм Монфокон с огромной, до самого неба, виселицей.

В и й о н, Д е в у ш к а, к о т о р о й  н и к о г д а  н е  б ы л о, П а л а ч, а вокруг, заполнив сцену, — в с е, кто сыграл уже свою роль и пришел проститься с Вийоном.

П а л а ч (бьет себя в сердцах веревкой по колену). Ну уж ползучий! Ну ловкач! Ну пройдоха! Ну и счастье тебе всю жизнь, удача, фарт! — опять ты у меня меж пальцев прошмыгнул, опять — раз, и нет тебя!..

В и й о н (ничего не понимает). Ты о чем?!

П а л а ч. За что же это ты меня в третий-то раз перед всем светом дураком выставляешь, недоумком? Что я тебе плохого сделал, приятель?!

В и й о н. Ты же сам пришел, сказал — суд, приговор, петля… Да вот же она у тебя в руках, моя петля! — что же ты медлишь?!

П а л а ч. А то, что ты опять туза козырного вытянул, опять тебе помилование вышло!

В и й о н. Что ты мелешь, болтун в колпаке?!

П а л а ч. Ну, не то чтобы вчистую — ишь чего захотел! — а все же не повесят тебя, а всего-то навсего — из Парижа на десять лет вон, под страхом смерти ни в одни ворота не входи, чтоб духу твоего в столице не было!

Д’ О с с и н ь и (пожал плечами). Вечно эти паллиативы, эти трусливые полумеры, дешевое человеколюбие!.. Вы играете с огнем, господа! (Ушел.)

П а л а ч. Не судьба нам с тобой, видать, приятель. Эх, да что говорить!.. (Ушел.)

М а л е н ь к и й  Ж а н. Не иначе — судья подкупленный! (Ушел.)

Т а б а р и. Нет правды на земле! Нет, чтобы все — поровну, по-честному… (Ушел.)

К о л л е н. Не жалей, что тебя не вздернули, Франсуа, поверь мне — глупо болтаться в петле, да еще в сырую погоду… (Ушел.)

М о н т и н ь и. А по мне, так в петле как-то беззаботнее — качайся себе на ветру, и горя мало… (Ушел.)

Т о л с т у х а  М а р г о. И мне пора, Франсуа, — заведение открывать. Сегодня суббота, бойкий день. Девочки! Попрощайтесь и — на работу! Не распускайте нюни — ресницы потекут! (Ушла вместе с девицами.)

К о р о л ь  Р е н е. Я не позабыл ваших уроков, мэтр Вийон, — дышло, хомут, пеньковые брыжи, сыграть в ящик… (Ушел.)

Г о н т ь е (ему). Или я, или он, ваше величество! (Ушел за ним.)

К а т е р и н а. Прощай, Франсуа… теперь-то у тебя будет время меня забыть. Может быть, все было бы иначе, если бы я тогда не велела тебя выпороть… (Ушла.)

С е р м у а з (идет за ней). Его голый зад она на всю жизнь запомнила, а то, что меня из-за нее укокошили, — из головы вон…

К а р л. Я знаю по себе, Вийон, в нашем деле ничего не пропадает, не остается втуне — счастье, горе, утраты, страдание… когда-нибудь из всего этого родится твоя лучшая баллада!.. (Уходит.)

П о э т ы (идут за ним гурьбой). Зависит от творческой методы, ваша светлость! От школы! От направления!..

Они опять остались вдвоем — Вийон и Девушка, которой никогда не было.

В и й о н. И опять нам с тобой — в путь… в путь в путь… Пора. Пойдем. Впрочем, нет… Ты останься. Может быть, кто-то другой — молодой, чистый и нетерпеливый — уже дожидается тебя, зовет, приходит в отчаяние, живет надеждой… ему ты нужнее. Так всегда — уходит один, приходит другой. Но — с тою же вечной жаждой, с тою же нетерпеливой жаждой добра, любви сострадания… Он еще не знает, что ее никогда не утолить. Ты останься и подари ее ему от меня — мою жажду, мою неутоленность и бездонность ручья, из которого нам никогда не напиться. Больше мне нечего ему завещать.

Он ушел — навсегда. Он шел медленно и долго, и путь его был нескончаем.