П а л а ч. А коль не хочешь, так во всем и признавайся, чего уж там?!
В и й о н. В чем? В чем признаваться?!
П а л а ч. А это уж тебе видней. Главное тут — спросят, а ты в ответ: да, виноват, прошу снисхождения. Только ты не подумай, что тебе так, за здорово живешь, поверят, — жди, как же! Ты сначала дай мне хоть самую малость развернуться, ты поначалу гордость этакую на себя напусти — нет, мол, никогда, ничего не делал, ничего не знаю! — а уж когда я в игру вступлю, тут ты и кайся, да со слезой, вот так-то…
В и й о н
Д’ О с с и н ь и (не удивился). В чем?
В и й о н. Это неважно! Важно, что я сознаюсь по собственной воле!
Д’ О с с и н ь и. И все-таки позвольте полюбопытствовать, в чем именно, мэтр Вийон?
В и й о н. Во всем! — в бродяжничестве, в пьянстве, в богохульстве, в безнравственности, в воровстве, в дурном поведении, во всем!
Д’ О с с и н ь и
В и й о н. Я совершил много ошибок, монсеньер, я всю жизнь только и делаю, что совершаю ошибки, одну за другой…
Д’ О с с и н ь и. …вы совершаете ошибку, пытаясь увести суд святой церкви в сторону от того, в чем я бы на вашем месте чистосердечно сознался…
В и й о н. Я готов сознаться в чем угодно, ваше преосвященство, только подскажите!
Д’ О с с и н ь и. Если вы предполагаете, что мы собираемся вас допрашивать по поводу ограбления Наваррского коллежа, — так в свое время ваш друг Ги Табари уже дал исчерпывающие показания.
П а л а ч. Раз…
Д’ О с с и н ь и. А ваш друг Ренье де Монтиньи — насчет ограбления Бекконской церкви.
П а л а ч. Два…
Д’ О с с и н ь и. И, наконец, ваш друг Коллен де Кайе — в связи со взломом церкви в Монпило.
П а л а ч. Три. Святая семейка.
В и й о н. Коллен?! — не верю! Я не верю вам, ваше преосвященство! Я требую очной ставки!
Д’ О с с и н ь и. Это невозможно — он повешен.
В и й о н
Д’ О с с и н ь и. Конечно.
В и й о н. И меня тоже повесят?
Д’ О с с и н ь и. Естественно.
В и й о н. Даже если я сознаюсь?
Д’ О с с и н ь и. Вы не находите это логичным?
В и й о н. А если я не сознаюсь — вы меня тоже повесите?
Д’ О с с и н ь и. Само собой разумеется!
В и й о н. Ваш суд что палка — он о двух концах…
П а л а ч. Это у жизни, приятель, только один конец… а все остальное — о двух, пора бы уж и сообразить.
Д’ О с с и н ь и. Итак, вы сознаётесь?
В и й о н. В чем же? — я готов, но в чем, в чем?!
Д’ О с с и н ь и. Вам лучше знать.
В и й о н. Почему?
Д’ О с с и н ь и. Вы ведь, по слухам, — поэт… ну, что-то вроде пророка. Языческого, разумеется, безбожного, греховного, но — все же… А пророки — крепкий орешек.
В и й о н
Д’ О с с и н ь и
В и й о н. Я поэт, ваше преосвященство, мне без этого нельзя…
Д’ О с с и н ь и. Без фантазий?
В и й о н. Без боли, монсеньер…
П а л а ч. С чего начнем, ваше преосвященство? — щипчики раскаленные, иголочки под ноготок, испанский воротничок, испанский, опять же, сапожок, свинец расплавленный в горлышко, колесом счастья косточки прощупаем?.. Ну, а напоследок, само собою, — дыба, для завершения, так сказать.
В и й о н
Д’ О с с и н ь и
П а л а ч. Воля ваша, монсеньер… хоть и против правил, да вам виднее.
Д’ О с с и н ь и
В и й о н
Д’ О с с и н ь и
В и й о н. В чем? В чем?! — назовите же наконец мою вину, мой грех!..