Жажда над ручьем

Магнитофон все играл, только уже что-то новое, тоже джазовое, тоже веселое и нежное, солнце уже село самым краешком в море, и от него на воду легла искрящаяся дорожка, в ресторанчике появились первые вечерние едоки.

С «Бессмертного» уже убрали трап, и он пригрозил напоследок:

«Через несколько минут начинается морская прогулка по маршруту: городской причал — Дельфинья бухта — Небесные ворота — Золотой пляж — залив Голубого Покоя и обратно…»

Он кончил писать, сложил аккуратно листок к листку, завинтил крышку ручки и только потом поднял голову и посмотрел на меня.

О н. До конца, как полагается.

Наверное, вид у меня был совсем неважный, потому что он спросил:

Опять тебе худо? Принести воды?

Я. Обойдется, спасибо.

Он не стал настаивать. Лицо его блестело от пота, он вытер его рукой.

О н. Что еще?

Все. Все сказано, все сделано, все, до конца.

Я. Надо рассчитаться.

Я обернулся, помахал рукой официантке. Она тут же подошла к нам.

О н а. Ничего не съели — собираетесь уходить… Ну и клиент пошел чудик!..

Она стала подсчитывать, держа на весу свой блокнотик. А мы ждали, молчали. Подсчитала, потом вспомнила:

Да, конверт еще, чуть не забыла, — пять копеек.

Она вынула из кармашка передника конверт, положила его на стол, а поверх него — листок со счетом.

Пожалуйста.

Я взял счет, там было девять рублей двадцать три копейки. Он полез в карман за деньгами.

О н. Сколько там?

Я. Я сам, не надо.

Но он все-таки вытащил кошелек.

О н. Пополам так пополам. Сколько там?

Я. Десять.

Он вынул из кошелька трешку и две бумажки по рублю, протянул мне. Я добавил еще пятерку, отдал ей.

Не надо сдачи. Спасибо.

О н а. Вам спасибо. Приходите к нам еще, можно даже в перерыв, по знакомству.

Я. Все в порядке, спасибо.

Она собрала в стопку тарелки, пошла было.

Я вспомнил:

Не в службу, одну минутку…

Я взял со стола его письмо, не читая сложил вчетверо, вложил в конверт, языком послюнил его, заклеил.

Опустите в почтовый ящик, я видел — у вас за углом, пожалуйста.

О н а. Ладно, только посуду на мойку отнесу.

Она поставила на поднос тарелки с так и не съеденной, холодной едой — шашлык подернулся беловатым, как плесень, слоем стылого бараньего жира — и понесла на кухню, держа на весу, на вытянутых сильных руках, они у нее были в добела выгоревшем на южном солнце детском пушке.

Потом он встал.

О н. Все?

Я. Я еще посижу немножко.

О н. Я пойду.

Я. Да, конечно.

Он повернулся, пошел к выходу.

Тут я увидел, что на конверте нет адреса — адреса он не написал, и мне тоже не пришло в голову, и если бы я сейчас не заметил, может быть, и не пришло бы, не в адресе было дело, — и я посмотрел ему вслед, но он сам остановился в дверях, спиною ко мне, будто стараясь вспомнить что-то, а вот взять в толк, что же такое он забыл — никак не мог, потом обернулся и долго смотрел в мою сторону.