Жажда над ручьем

Ж а н н а (с воодушевлением). А теперь мы будем воевать еще лучше, Жан! Теперь-то я не остановлюсь на полпути, как тогда, под Парижем!

М о н т е к л е р (весело). Но Париж-то уже взят, Жанна. Париж наш, и Орлеан наш, и Реймс наш, и почти вся Франция — наша…

Ж а н н а. Мы с тобой — не трусливого десятка, мой верный пушкарь!

М о н т е к л е р (самодовольно). Какой из меня трус?! — да напади сейчас на мою гостиницу хоть сотня английских собак… да что там английских! — пусть хоть французы из французов сунутся!..

Ж а н н а (не поняла). На твою гостиницу?..

М о н т е к л е р (с достоинством). Она мне не задаром досталась! Сколько тут моего пота, и крови, и бессонных ночей, и недоеденных кусков — тебе и не счесть. И не одолей мы тогда англичан, не прогони из Орлеана, — не видать мне ее как своих ушей, вот ведь какое дело! Ты и сама знаешь — не из последних был в драке Жан Монтеклер! Да я и теперь все тот же!

Ж а н н а (с радостной убежденностью). И я — та же! Та же, что и тогда! Которая сняла осаду с Орлеана, и разбила годонов при Патэ, и короновала короля в Реймсе…

М о н т е к л е р (без умысла). …и которую сожгли на костре в Руане… Я ведь видел все это, сам видел, собственными глазами!..

Ж а н н а (опешила). Но я жива!

М о н т е к л е р (простодушно). Собственными моими глазами! — как зажгли костер, и как побежало по сучьям пламя, и как тебя заволок черный дым… и угли, и пепел, и твое несгоревшее сердце, которое палач поднял над головой… я все это видел сам!

Ж а н н а (рассмеялась). Но разве ты теперь не видишь меня? Собственными глазами?! Разве это не я?!

М о н т е к л е р (с бессильным упорством). Так-то оно так… так-то оно так, а все же… кабы я сам этого не видел тогда…

Ж а н н а (весело). Вот же она я! Перед тобой!..

М о н т е к л е р (упрямо). Так-то оно так… но, с другой стороны…

Из сеней входят  П ь е р  д ю  Л и  с  м а т е р ь ю. Ей около шестидесяти лет, это опрятная и благовоспитанная крестьянка.

П ь е р (входя). Я привел мать, Жанна. Входите, мама, входите, не бойтесь.

Ж а н н а (бросается к матери, осыпает ее, сквозь слезы радости, поцелуями). Мама! Моя бедная мамочка!..

М а т ь (смутившись и не узнавая в этой знатной даме дочь, которую она видела в последний раз десять лет назад). Да, сударыня… спасибо, что вы позволили бедной женщине…

Ж а н н а. Что ты, мама?! — это же я! Твоя Жанна! Неужели ты не узнаешь меня?!

М а т ь (с неуверенной вежливостью). Да… Я узнала вас, сударыня, как же…

П ь е р (нетерпеливо). Садись, мама! Жанна, дай маме стул. (Матери.) Вы просто устали и разволновались. Дай же матери стул, Жанна! — она вся дрожит от страха!..

М о н т е к л е р (подставляя старухе стул; Пьеру). Я принесу свечей, сударь… уже стемнело, может, старой даме просто не видать… (Ушел.)

Ж а н н а (усаживая мать на стул). Садись, мамочка! — садись, успокойся… дай мне посмотреть на тебя… (Невольно.) Какая ты стала старенькая!..

М а т ь (тихо и покорно). Благослови вас бог, добрая госпожа…

П ь е р (теряя терпение). Я ведь сто раз говорил тебе, мама! — это Жанна, твоя Жанна, она жива, вот она! (Жанне.) Ты ведь помнишь, она всегда была беспамятная, а с тех пор, как тебя сожгли… я хотел сказать, с тех пор, как ей сказали, что тебя… одним словом… (Окончательно запутавшись и выходя из себя.) Да ты и сама видишь, что она не в себе!..

Ж а н н а (матери; мягко и упорно). Это я, мама, вглядись в меня! Посмотри внимательно, и ты непременно меня узнаешь!..

М а т ь (испуганно и беспомощно). Да… только глаза у меня, глаза стали слабые…

П ь е р (кричит). Огня!.. Хозяин! Какого черта!..

Вошел  М о н т е к л е р  с зажженным шандалом.

М о н т е к л е р. Тут он я… и свечечки знатные, чистый воск, как солнце горят!..

Ж а н н а (решительно). Не надо свечей! Унесите, не надо!

Монтеклер пожал плечами, вышел, унося свечи.