Жажда над ручьем

(Стала на колени перед матерью, взяла ее руку, провела ее ладонью по своему лицу.) Хорошо, не смотри на меня… Но рука-то у тебя прежняя, я же помню ее, твою руку, — теплую, потрескавшуюся от стирок и стряпни, с обломанными ногтями… проведи ею по моему лицу, проведи, не бойся, и ты узнаешь меня… Вот же я! — мой нос, мои глаза, мои ресницы, мой лоб, мои волосы, мои губы, мой подбородок, а вот и родинка за ухом, и шрамик на мочке — я ободрала ее, когда упала с дерева…

П ь е р (матери, едва сдерживая ярость). Да узнай же ты ее наконец, разрази меня бог!

М а т ь (провела медленно и внимательно ладонью по лицу Жанны; безо всякой аффектации, разве что с удивлением). А ведь это ты, Жаннетта… и вправду ты… Ни дать ни взять — ты…

П ь е р (в сердцах). Наконец-то! — разве у нас в Домреми кто-нибудь кому-нибудь поверит на слово, пока сам не пощупает, не понюхает, не лизнет языком!..

Ж а н н а. Иди, Пьеро, иди… лучше нам с нею вдвоем.

М а т ь (ему). Ты не бойся, сынок, лишнего я ничего не скажу…

П ь е р (с упрямой напористостью). Ну вот что, матушка, — поплакали, попечалились, и хватит. Ты лучше скажи Жаннетте, зачем ты сюда приехала… чего нам от нее… я хотел сказать, о чем ты должна ее… (Запутался.) Черт! — куда это братец Жан запропастился?!

М а т ь (послушно). Я все помню, Пьеро, я назубок все затвердила, не думай… (Жанне, с деловитой подобострастностью.) Стало быть, вот о чем речь, добрая госпожа…

П ь е р (в бешенстве). Опять — госпожа?! Говорят тебе, старая, что это Жанна! Твоя Жаннетта!..

М а т ь (Жанне, с той же покорной деловитостью). Стало быть, Жаннетта, вот о чем речь — Жан, старшенький мой, уж до смерти хочет в королевские слуги, чтоб перед людьми не стыдно, а Пьеро, младшенький…

Ж а н н а (с болью). Я знаю, мама… я все знаю, не надо!..

П ь е р (ей). Не перебивай ее! — она и так ничего не помнит, с пятого на десятое…

Ж а н н а (тихо, но с той же, что и у брата, неудержимой яростью). Уйди, Пьер!..

П ь е р. Как бы не так!

Ж а н н а (еле сдерживаясь). Уйди, братец!..

М а т ь (Жанне). Ты уж не оставь их своей милостью…

Ж а н н а (с болью). Я все сделаю, мама! Я все сделаю! Только пусть он уйдет! Пусть уйдет сейчас же!..

П ь е р. Черта с два! — я дождусь тут Жана, и мы не уйдем, пока ты…

Ж а н н а. Если ты не уйдешь, Пьеро, не оставишь маму в покое…

П ь е р (угрожающе). Прошли те времена! — теперь я тоже не лыком шит!

Ж а н н а. …не то что Вокулерского замка, — тебе и должности королевского конюха не дождаться!

П ь е р (осекся). Ну-ну! — так ты меня и испугала!..

Ж а н н а. Пьеро! У меня тяжелая рука, ты это должен бы помнить!

П ь е р (в бешенстве). Кабы не мать, кабы не… кабы тут был Жан!.. (Вышел, хлопнув за собой дверью так, что зазвенела медная утварь на стене.)

Ж а н н а (весело). Ну вот, мама, мы и выставили всех, теперь нам никто не помешает!

М а т ь (вдруг заплакала горько и радостно). Жаннетта! Маленькая моя, слабенькая!..

Ж а н н а (на коленях перед нею). Я, мама, я…

М а т ь (неутолимо). Я все-таки дождалась, вымолила, выплакала… я ведь никогда, никогда в это не верила…

Ж а н н а (целует ей руки). Ничего и не было, ты же видишь, забудь, забудь!..

М а т ь (это копилось в ней целых десять лет). …да только боялась последней этой своей надеждой бога прогневить… я не разжигала очаг, я даже свечей не жгла — не могла смотреть на огонь, на пламя…

Ж а н н а (радостно). Я с тобой, мама! Я с тобой! И теперь мы всегда будем вместе — ты да я!.. Я ведь все та же, что и в детстве, — непутевая, непоседливая, глупая… Та же, что и всегда!..

М а т ь (качая головой в горестной убежденности). Нет, Жанна… та осталась только в моих слезах… та умерла, сгорела, и я ее оплакала и простилась, упокой, господи, ее невинную душу…

Ж а н н а (испугалась своей догадки). Но я ведь жива, мама!..

М а т ь (с твердостью). Жива, да… но ты и сгорела…

Ж а н н а (в смятении). Я жива, жива, жива, жива! Я — Жанна! Сожгли другую! — и я даже не знаю, как ее звали!..

М а т ь. Она умерла Жанной, это и было ее имя. Имя, которое выкликнул господь, призывая ее к себе. Это ее божье имя — Жанна, другого у нее нет…

Меж тем уже сильно стемнело, и сумерки заволокли комнату, освещенную лишь зыбким огнем камина.