Берег был действительно вязким, илистым, да еще украшенный коровьими лепешками, уже подсохшими на солнце. Обойдя одну из них, Вера обернулась и увидела, как Деметрий спускается к броду с той стороны. Она взмахнула рукой, но егерь не ответил. Вера бегом припустила к раскидистым ивам, укрылась в тени и стала искать шалаш.
В тот момент, когда она его увидела, со стороны реки донесся одиночный выстрел.
ГЛАВА 14. Мир один
Вера не знала, сколько она сидела, забившись в выжженный молнией ствол ивы, дрожа и стуча зубами. Ее привела в себя боль: на руку, открытую до локтя, попали лучи солнца, и, судя по всему, прошло немало времени, потому что кожу разъело, оставив неприятно-красное, сочащееся сукровицей пятно размером с пару ладоней.
Рядом сидела мокрая и грязная шавка, тихо ворча, но не сходя с места. Когда Вера пошевелилась, собака тявкнула, но не ушла. Это была та самая вислоухая собачонка, встреченная на том берегу, только еще более перепачканная. Видимо, она переплыла реку и выбралась на вязкий берег, вот и измазалась от кончиков лап и до самой макушки.
Вера протянула руку к собаке, та оскалила зубы и зарычала, но не укусила. Затем шавка вскочила и завертелась, будто ловя хвост.
— Чего тебе надо? — спросила девушка шепотом.
Собачонка снова тихонько гавкнула и повернулась к реке. Вера прищурилась, вглядываясь вдаль, но ничего не увидала. Жаль, что у нее не было часов, чтобы понять, стоит ли ждать Деметрия или уже бесполезно. «Если бы он был ранен лишь слегка, или если бы то стрелял он — то уже был бы здесь, — подумала Вера, — нет, видимо, его убили! Или ранили, но утащили с собой, чтобы выпытать, где я!»
И все-таки она всматривалась в тот берег, надеясь увидеть там какое-нибудь движение. Надеясь — и одновременно боясь. Что, если преследователи догадаются искать здесь, на этом берегу?! Впору было заскулить, словно собака.
Однако собака-то как раз и не собиралась скулить, она лишь покружилась на месте, а потом сделала несколько шагов к берегу, словно показывая, что Вере надо идти за нею.
— Ты хочешь, чтобы я туда вернулась? — спросила девушка. — На тот берег?
Но собака, разумеется, не ответила. Оставив мокрые туфли и рюкзачок в выжженной иве, Вера тихонько подошла к зарослям осоки и низко нависшим кустам ивы, и здесь почуяла запах крови.
— Деметрий! — тихо позвала дрожащим голосом. — Где ты? Ты здесь?
Он был «здесь» — стоял под одним из кустов, чуть пригнувшись. Вода доходила ему до колен.
— Пригнись и не ори, — прошипел Деметрий. — Я сказал тебе сидеть и не высовываться.
Но Вера чувствовала запах крови. Он был ранен, ее спаситель и вообще единственный человек, который сейчас находился на ее стороне! Сделав несколько шагов к нему, девушка спросила почти беззвучно:
— Охотники?
— Браконьеры, — так же тихо ответил егерь. — Идиоты.
— Они не пошли за тобой?
Деметрий только фыркнул. И тут же поморщился.
— Рана серьезная? — спросила Вера.
Вместо ответа он притянул девушку к себе поближе, взял ее за руку и почти насильно приложил ладонь Веры к своему животу. Под пальцами стало влажно и горячо. Это было жестоко: напоминать о том, что на свете есть живая кровь, теплая, алая.
— Дробь, — сказал егерь.
— Почему ты сидишь тут?
— Потому что хотел для начала убедиться, что браконьеры не пошли за мной, — пояснил Деметрий Вере, словно маленькому ребенку. — В конце концов, им интереснее ты, а не я. Но, вижу, не пошли. Можем выбираться и искать шалаш.
Вера прерывисто вздохнула и убрала руку с живота егеря.
— Идем, а потом ты ляжешь, я тебя перевяжу, — проговорила она.
— Не хочу, чтобы ты видела мою кровь.
— Дурак, — сказала Вера, — я ее не только видела, я ее пила.
— Вдруг еще захочешь, — проворчал Деметрий, и только тут, внимательнее приглядевшись, девушка поняла, что он очень бледен.
И пришлось тянуть его за собой чуть ли не насильно. Не потому, что рана была серьезная, а потому что этот упрямец вздумал упираться. Вера, конечно же, не была на пике возможностей, но все равно обладала силой большей, чем Деметрий. И упрямо тянула, тащила, пока не добралась вместе с ним до расщепленной грозою ивы. Про свои собственные беды она даже думать забыла! Здесь они сделали передышку, Вера забрала свои туфли и рюкзачок. Потом Деметрий показал, в какой стороне шалаш, и о счастье — он был там!
Только когда девушка, прикусив губу, уложила егеря на землю и заставила снять футболку, он сказал ворчливо:
— У тебя кожа в ужасном состоянии.
— Спасибо, что сказал, — обиделась Вера. — А у тебя живот прострелен.
— Это мелкашка, к тому же серебряная. Говорят, серебро даже обеззараживает. А тебя придется поить кровью, которой мне и самому мало!
— Дурак, — сказала Вера, и Деметрий вдруг рассмеялся, морщась от боли. — Ты чего?
— Просто… подумал. Хорошая пара. Дурачок и дурочка.
— Я, может, и дурочка, а ты дырявый дурак, — надулась Вера и принялась рассматривать его раны.
Их на крепком загорелом теле оказалось целых три, но и впрямь несерьезных. То есть боль они причиняли, кровотечение вызывали, а на большее были неспособны.
— Зачем они стреляли дробью? — удивленно спросила Вера.