Жажда/water (СИ)

Но что-то в Гермионе противилось сегодня избегать его. Внезапно этим утром Гарри стал ей нужен. Ей был нужен кто-то, кто хоть чем-то заполнит зияющую дыру в сознании. Чем-то, что заретуширует мучительные слова, что она без конца повторяла про себя.

Ей просто необходим кто-то, кто скажет, что она сделала все правильно, и это перестанет казаться таким чудовищно неправильным.

И Гарри станет этим кем-то.

Глава 21 часть 2

Драко все продолжал прокручивать в голове, что же он должен был сделать, когда за ней хлопнула дверь.

Он должен был открыть ее снова. Тут же. Он должен был последовать за ней, заключить в объятия, вернуть обратно в комнату. Он должен был заставить ее осознать.

Он должен был заставить ее увидеть.

Он поцелует ее. И все. Он поцелует ее губы, ее глаза, ее щеки. И будет прижимать к себе. И будет подавлять голос в голове, который вещал о том, как это неправильно. Потому что нет такого понятия, как «неправильно», когда он ее обнимает. И возможно, она почувствует тоже самое. Возможно, если он прижмет ее к себе, она, наконец, увидит, что то, что она считает таким правильным, на самом деле ошибочно. А то, что она думает неправильно и есть самое верное. И что она его, даже если пытается делать вид, что это вовсе не так.

Но он не сделал этого. Не сделал ничего из этого. Потому что даже на дне своего отчаяния, лишив себя начисто любого надежного предлога, он все еще чувствовал яростный удар по гордости, который так и пригвоздил его к месту. Словно приковало цепями. И если все чувства кричали ему последовать за ней, то эта тьма и мысли о наказании удерживали его на месте.

Нет, Драко. Не иди за ней. Она оказала тебе услугу. Она предложила тебе такой необходимый выход из этой жуткой неразберихи.

Он проглотил эти мысли, словно кусок колючей проволоки. Они оцарапали ему нёбо.

Вместо этого он думал о тех словах, что сказал ей и о смысле сказанного. О последних использованных ими возможностях.

«Я люблю тебя, Гермиона».

Он имел в виду вовсе не это. Как можно было это вообще выразить хоть приблизительно?

Все те эмоции, что невозможно (увы и ах) выразить словами. Ты не можешь объяснить их никому. Не можешь заставить их открыть глаза так широко, чтобы смогли увидеть каждую причиняющую боль, спутанную нить чувств, паутиной оплетенных вокруг твоего сердца. Они давят на грудь неподвижным бременем, медленно и верно удушая тебя. А ты беспомощен и нем, ты потерялся во всем этом, и продолжаешь цепляться за пустые эпитеты и выражения, которые всего лишь царапают поверхность того, что ты чувствуешь внутри.

Другие вокруг тебя смотрят через искаженное мутное стекло. Они не в силах разглядеть каждую деталь со всей отчетливостью. В плену зазеркалья, сквозь гладь мутной воды ты взираешь на них, беспомощно оседая на дно.

Драко никогда не пытался объяснить свои чувства к Гермионе. Эти причиняющие боль, неописуемые чувства, запертые в грудной клетке. Из-за этого стекла и воды, что отделяла Драко от любого другого, нет никакой возможности, что она когда-нибудь сможет понять.

Он пробовал словами. Но они нисколько не подействовали. Но он продолжал идти намеченным курсом, потому что начало было положено. И если она поймет хотя бы крупицу того, что творилось внутри него — насколько это причиняло боль и какие сильные чувства он испытывает к ней — то это, в конце концов, будет уже хоть что-то. А ему и нужно хоть что-то.

«Любовь».

Что бы это не значило. Что бы ни затрагивало. Просто не соответствовало. Просто слово. И Драко никогда его не понимал. Вся явная сложность чувств внутри него никогда не сможет уместиться всего в одном слове. Это было дурацкое слово — слабая попытка человека избавиться от асфиксии собственного сознания.

Примерно так же они употребляют слово «скорбь», когда ты теряешь кого-то. Драко всегда думал, что для этого нет подходящего слова. Или фразы. Это было только тем, чем было. Абсолютно по-разному для каждого на всецело опустошающем и поглощающем уровне, и нет такого слова или слов, что смогли бы обобщить. Это не просто какое-то действо, это неизменная часть тебя и твоей сущности, которую нельзя вернуть. Кто-то, кто дал тебе жизнь, ушел, и теперь ты вынужден уживаться с кусочком пустоты внутри себя, который ничем нельзя заменить.

И какая-то там «скорбь» не в силах передать этого.

И тоже самое касается «любви». Все о ней ошибочно. Потому что он не хотел покупать Гермионе роз. Он не хотел писать ей любовные письма и держать ее за руку. Он ни разу не задумался о том, чтобы состариться рядом с ней. Или о том, как их отношения сложатся за стенами этого замка. Он вовсе не думал в таком ключе. Не задумывался о будущем. Он мог только думать о том, что переполняло его сейчас. Что происходило в данную секунду.

Он отступился от войны в собственном сознании и в его мире и понял, что есть еще что-то прямо перед глазами. Что-то, что до невероятного превосходит все это. Он знать не знал, что такое возможно, витал в облаках, полагая, что ничего не имеет значения.