Жаждущая земля. Три дня в августе

— Не знаю, как ты с прежними председателями ладил. Мне до этого дела нет. Давай начнем все сначала, Крейвенас. Жена в колхозе работает, а ты — невесть где… Почему? Почему не можете оба, дружно?..

— А за трудодни красивыми словами платить будешь, председатель?

— Не веришь, значит, Крейвенас?

— Теперь уж так, человек ты мой, что у тебя в кармане, в то и верь…

Крейвенас был несгибаем, на каждое твое слово отвечал колкостью.

Разрывался ты в эти дни, бился о толстый лед кулаками и головой, от всех требовал одного — работы! Никаких поблажек ни себе, ни другим не давал. Пускай все видят, что делаешь ты, а ты должен видеть, что делают другие. Тогда, в первый же год здесь, ты встретился с Крейвенасом и во второй раз, у озера. Тот нес выловленных щук… Надо было не заметить, пройти мимо? Ты был крут со всеми, а тем более с человеком, который живет на колхозной земле и на колхоз плюет. Ты подумал: да, Миндаугас Крейвенас не с луны свалился таким… А каким он все-таки был? Ты разве знаешь?

Конечно, от усталости такие мысли. Каждый день на ногах, хлопот полон рот, да и дома… Пусто дома и холодно, не тянет туда, идешь как в гости… Да ладно, от усталости шут знает что померещится… Чертовщина какая-то… Придется дома таблетку на сон принять, мама найдет…

На опушке вроде бы шевельнулись кусты, затрещали сухие веточки. Тракимас вздрагивает, мысли разбегаются. Осторожно поднимает двустволку и, затаив дыхание, прислушивается. Глаза устали, руки онемели. Наверно, померещилось, думает, и тут же расслабляются напружинившиеся мышцы, мерно начинает биться сердце.

В ночной тишине звенит музыка кузнечиков, ветерок шелестит в вершине ивы.

Домой пора, думает Тракимас, уже пожалев, что пошел на охоту: повалялся бы всласть в постели, ведь завтра-то не выходной. Ах, да, он же собирался проветрить голову. Где уж там… С колхозными делами и то справиться легче, чем со своими мыслями.

Неподалеку гремит выстрел, Тракимас вздрагивает. Наконец-то! Еще выстрел, и крик:

— Ребята, взял!

Тракимас не прыгает наземь, не бежит к добыче. В странном оцепенении сидит он, прислонясь спиной к стволу, и тупо смотрит в серый сумрак.

— Председатель! — зовет его директор школы.

Не кузнечики звенят, не комарики хоровод ведут, не лес тихо дышит. Это угасает эхо дня. Исподволь слабеет оно, убывает, опадает с каплями росы. Но летняя ночь коротка, не успеет день сомкнуть глаз, как снова разбудят его взмывший над деревней жаворонок и мотоцикл парня, отвезшего домой девушку.

Дни не знают устали, тяжелое бремя несут, не откладывая ни на миг, а ты вот идешь и шатаешься, двустволка давит на плечо, ноги налились свинцом, словно глину месишь. Отдохнуть бы! Хоть с часок, хоть с два. А может, упасть на луговину за огородом, положить голову на локоть и заснуть. Сладким сном. Но Сянкувене поведет поутру на выгон теленка, увидит тебя, и пойдет гулять по деревне: председатель пьяный валяется, до дома дотащиться не смог… Толки, пересуды… Всегда их хватало… А что еще делать бабенкам-то — языки бы отсохли без применения. Не все равно тебе, ох, не все равно, что болтают в деревне, — нет хуже, когда приходится свои поступки скрывать от людей.

— Слушайтесь папы, слушайтесь папы… — вполголоса напевает Тракимас и, рассмеявшись, проводит жаркой ладонью по росистой листве вишенок.

— Вы такой веселый, председатель… Словно головой о притолоку!..

— Напугала? Хоть ружье не снимайте, — слышен смех, правда какой-то сдавленный.

— Как ты тут, Регина?

— Да так… Гуляла… Слышу — идете…

— Издали узнала?

Мягкие брызги смеха как бы обволакивают Тракимаса, и он не может стряхнуть странное оцепенение.

— Где же добыча? — Регина подходит вплотную, трогает рукой ружье и пробегает пальцами по рукаву Тракимаса — с плеча вниз, вниз. — Не застрелили?

Тракимасу бы сказать: «Спокойной ночи!» и уйти — так было бы лучше, он это знает, но почему-то забывает и сон и гнетущую усталость.

— Смех да и только, — оживленно говорит он. — Бабахнул директор и как закричит: «Взял!» Мы сбежались, а кабана и след простыл. Умора…

— А вы? — задыхаясь, шепчет Регина. Ей уже не смешно, она больше не смеется.

— Что… я?

— Вы никого не убили?

— Даже не выстрелил.

— Какой из вас охотник!

Ее пальцы теперь медленно взбираются по рукаву, грудью она теснит Тракимаса. Сбрось-ка ты пиджак, пень неотесанный, расстели под вишенкой и позови присесть. Какая красивая ночь, скажи. Потом запрокинь голову. Давай звезды посчитаем, скажи. А потом? Неужели ты слеп, ничего не видишь. Нет, нет… А вдруг она взаправду?.. Не первый день видишь, какими глазами она на тебя смотрит, как следит за каждым твоим движением, ловит каждое слово. Сам ты ведь тоже охотно с ней болтаешь, шутишь, тебе хорошо с ней… Она же тебя… Глупости! Какой может быть разговор о любви, когда самый близкий человек предал его. Глупости. Бери, что само идет в руки. Протяни руку и хватай. Сорви яблоко, давно уже созрело. Не ты, так другой надкусит. Бери…

Жесткие руки Тракимаса сжимают плечи девушки; она трепещет, словно пойманная птица в горсти.

— Регина, ты ждала… меня?