– Ты помнишь тот вечер? – спрашивает она. – Я так нервничала, но ты просто взял меня за руку и снял с того парапета.
Вестибюль ходит ходуном, как будто основание школы сотрясает нескончаемый взрыв. Но Грейс не сдается.
– Ты танцевал со мной по небу, ты помнишь? Мы парили несколько часов. Я замерзла, но мне не хотелось возвращаться в тепло. Не хотелось упускать ни секунды нашего танца в небесах.
– Грейс. – В его голосе звучит мука, она отражается в его глазах, и он впервые полностью сосредоточен на ней. Этого я и ждал – возможности разрешить эту проблему, не пересекая красных линий, но когда Грейс прижимается к нему, я наношу удар, вложив в него, пожалуй, чуть больше силы, чем хотел, и Джексон отлетает назад.
Он ревет, ударившись о стену возле дверей с такой силой, что на вековых камнях остается вмятина от его тела. Но он быстро оправляется и бросается на меня, а я наклоняюсь и делаю вдох – впервые за несколько минут.
Джексон пытается ударить меня – что неудивительно, – и я уворачиваюсь. Но когда он поворачивается и пытается опять пустить в ход свой телекинез, я решаю, что с меня довольно.
– Только посмей, – рычу я и направляю в его сторону такую силу, что мрамор под его ногами взрывается и образуется дыра, в которую он проваливается.
У него уходит всего лишь секунда на то, чтобы выскочить из ямы и броситься на меня опять. Что радует. За последние недели я много чего вытерпел от этого говнюка, и с меня хватит.
Должно быть, остальные понимают это, потому что они вцепляются в Джексона, а Грейс поворачивается ко мне.
– Прекрати! – рявкает она, и я застываю. – Тебе надо отойти. С ним что-то не так.
Она права. Я знаю, что она права – я и сам чувствую, что с ним что-то не так. Но я не могу не раздражаться из-за того, что она принимает его сторону – опять.
Но тут уж ничего не поделаешь – иначе я сам буду выглядеть как мудак, – так что я киваю и делаю шаг назад. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как она опять поворачивается к Джексону… как всегда.
Джексон уже достаточно успокоился, чтобы Флинт и Иден могли отпустить его и отойти назад. Лука становится между мной и им – он мнит, будто ему под силу предотвратить еще одну стычку между нами, что смешно, но я ничего не говорю.
Тем более что Грейс убеждает Мекая тоже отпустить моего брата, прошептав:
– Я с ним справлюсь.
А потом подходит к нему – совсем близко – и обнимает его.
Ладно, проехали. Мне становится еще тяжелее, когда я вижу, как она обнимает его, как он утыкается лицом в изгиб между ее шеей и плечом, и они прижимаются друг к другу.
Как же мне тошно. Тошно от того, что я оказываюсь на вторых ролях после брата снова и снова.
Я все понимаю, правда понимаю. Между ними давно есть отношения. Они любят друг друга. А я люблю их обоих. Если с моим братом что-то не так, то я, разумеется, хочу, чтобы он получил помощь, которая ему нужна. Просто мне не хочется, чтобы эту помощь всегда оказывала ему Грейс.
Они шепчутся пару минут, и я даже не пытаюсь подслушивать. Что бы это ни было, это их дела. И когда мне станет ясно, что ей ничего не грозит, что Джексон больше не будет кидаться на людей, я уйду. Отойду в сторону, оставлю их в покое.
Мне и самому нужен покой, ведь я слышу, как Грейс говорит, говорит громко, так что ее слышат все.
– Послушай меня, Джексон Вега. Что бы между нами ни произошло, ты всегда будешь моей проблемой. Ты всегда будешь важен для меня. И мне очень,
Он начинает говорить, но затем просто качает головой, и она шепчет:
– Почему Карга сказала это? Почему она заявила, что у тебя нет души?
Все внутри меня замирает, пока Джексон не отвечает:
– Я не хотел, чтобы ты знала. Не хотел, чтобы кто-нибудь знал.
– Значит, это правда? – спрашивает она. – Как? Когда? Почему?
Как и все остальные, я подаюсь вперед, чтобы услышать ответ, чувствуя, как меня раздирает ужас. Потому что, как бы я ни был зол на него и на всю эту ситуацию, он все равно остается для меня тем малышом, которого я когда-то пытался защитить от Сайруса. Которого старался спрятать от гнева Далилы. Тем пареньком, ради которого я предпочел умереть, поскольку иначе мне пришлось бы убить его.
– Я знал, что со мной что-то не так – ведь это продолжалось уже несколько недель. Поэтому, когда я последний раз был в Лондоне, я обратился к врачевателю, – говорит он Грейс, не переставая стискивать ее руку.
– И что он сказал?
– Он сказал… – Голос Джексона срывается. – Он сказал, что, когда узы нашего сопряжения были разорваны, вместе с ними разорвались и наши души.
Черт возьми. Мне хочется завыть, и меня охватывают ужас и ярость.
– В каком смысле? – спрашивает Грейс. – Как наши души могли разорваться? Как они могут… – Ее голос тоже срывается.
– Это случилось потому, что наши узы были разорваны против нашей воли – и с такой силой, что это едва не уничтожило нас обоих. Ты помнишь?
– Конечно, помню, – шепчет она.