Желание

Я открываю первую страницу «Любовных сонетов» Пабло Неруды – той самой книги, которую я подарил Грейс на день рождения – и бросаю ее в огонь.

Затем делаю то же самое со второй страницей. И с третьей. И с четвертой, и с пятой, и с шестой.

Не успеваю я оглянуться, как сжигаю всю книгу.

Но мне все так же плохо. И я уверен, что мне уже никогда не станет хорошо.

Кровные братья

– ХАДСОН –

Это плохая идея.

Очень плохая идея. Но поскольку альтернатива – это лежать и смотреть в потолок моей комнаты и притворяться спящим, пока время на часах ползет со скоростью улитки, я решаю, что плохая идея – это лучше, чем вообще никакой.

Я надеваю кроссовки, хватаю худи и начинаю подниматься по лестнице, перескакивая через две ступеньки.

Я иду в башню моего младшего брата… наверное, башня нужна ему, чтобы чувствовать себя принцем.

Я думаю, что он сейчас спит, но, наверное, неплохо, что я застану его врасплох.

Но, видимо, Джексон в последнее время спит не больше, чем я сам, потому что, когда я добираюсь до его комнаты, он находится не в постели. Он лежит на скамье для жима, поднимая внушительный вес, пока из его телефона оглушительно орет песня группы «Линкин парк».

– Чего тебе? – спрашивает он, увидев меня, и голос его звучит особенно громко, перекрывая грохочущую музыку.

– Удели мне внимание, – отвечаю я с каменным лицом. В качестве ответа он только закатывает глаза и опускает штангу.

– А если со вниманием у тебя напряг, то я подумал, что тебе, возможно, захотелось бы выйти вместе со мной на пробежку.

Я понимаю, что это странное приглашение – наши отношения уже давно испорчены, – но, думаю, если один из нас не попытается сделать первый шаг, эта хрень между нами продлится еще не один век, а я этого не хочу. Особенно если учесть то, что нас ждет в недалеком будущем. И если учесть, что в последнее время он вел себя так порядочно по отношению к Грейс – во что трудно поверить, но я это ценю, определенно ценю.

За моим приглашением следует долгое молчание – по-моему, слишком долгое. Но в конце концов Джексон насмешливо поднимает бровь и спрашивает:

– Мы что же, собираемся подружиться?

– Подружиться – это, пожалуй, чересчур. Я подумал, что мы могли бы поговорить и побегать. Лучше одновременно и то и другое, если ты сможешь с этим справиться. – Я нарочно подзуживаю его, и мои слова попадают в цель, потому что он сразу же встает со скамьи.

– Дай мне надеть кроссовки, – бросает он через плечо, идя в свою спальню. – Тогда ты и скажешь мне, зачем ты пришел сюда на самом деле.

О, не знаю. Как насчет того факта, что мы в контрах уже больше ста лет, а я даже не знаю почему? Если не считать кошмара с недопониманием по поводу верховенства прирожденных вампиров. И другого кошмара – в результате которого он убил меня. И третьего кошмара – того, что мы оказались сопряжены с одной и той же девушкой, в которую оба влюблены…

О боже, стоит ли удивляться, что наши отношения безнадежно испорчены? Ведь нам с самого начала сдали ужасные карты. Вот только я помню то время, когда это было не так, и, пожалуй, помню его куда лучше, чем Джексон.

Я помню, как мы играли в прятки при Дворе вампиров. Сайрус тогда так злился – особенно когда Джексон использовал свой телекинез, чтобы достать меня из моего укрытия. Эта игра нравилась нам в том числе и потому, что мы видели, как бесится наш отец, когда землетрясения Джексона срывали его встречи. Уже тогда Сайрус начал запирать меня, чтобы вывести из себя и посмотреть, на что я способен; любая месть ему радовала меня, и я считал, что дело того стоит.

Но потом Джексона увезли.

Я не видел его больше ста лет, как бы ни умолял о встрече с ним и как бы мой отец ни использовал его в качестве приманки, чтобы заставить меня делать то, чего я не хотел. Впрочем, очень скоро я понял, что как бы хорошо я ни контролировал свою силу, как бы хорошо ни выполнял те задачки по разрушению, которые ставил передо мной отец, мне все равно не удастся повидаться с Джексо- ном.

Я не хочу, чтобы это произошло опять. И поскольку завтра мы закончим школу, я определенно не хочу провести следующие сто лет, не видя моего младшего брата.

Пока он завязывает шнурки, я обхожу его комнату и пытаюсь отыскать в ней что-то такое, что позволило бы мне сделать вид, будто я это разглядываю. Справедливости ради нужно сказать, что таких вещей тут немного или нет вообще. С тех пор как я приходил сюда в прошлый раз, он вынес из своей гостиной все, так что теперь здесь остались только спортивные снаряды и пара случайных книг, лежащих на подоконнике. И маленькая деревянная лошадка.

Это даже не сюрприз – я видел эту лошадку, когда был здесь в прошлый раз, – но я все равно напрягаюсь. Потому что не знаю, что я чувствую, зная, что она по-прежнему у него. А он, вероятно, не в курсе, почему это важно.