Желание и чернокожий массажист

Когда я впервые ее увидел, она была очаровательна — прекрасная фигура, исключительно соответствовавшая ее характеру, излучала яркий свет и теплоту. Но еще прекраснее был ее голос. Часто по вечерам она пела ему так прелестно, что не заслушаться было нельзя, — чем бы я в это время ни занимался, о чем бы ни думал.

Вскоре после того, как я заменил юного Бродского в магазине и юношу отправили в колледж, старик заболел. Миссис Бродская срочно послала за сыном, но прежде чем ему удалось вернуться, в комнатах над магазином уже загорелись траурные свечи в канделябрах и хор запел заупокойные песни. После похорон юноша в колледж возвратиться отказался — у миссис Бродской воля была не столь сильной, как у ее мужа, — и меньше чем через месяц он и его подруга поженились и стали жить в комнатах наверху. Тогда и началась та драма, свидетелем которой в течение пятнадцати лет мне пришлось быть.

Конфликт их темпераментов проявился сразу же и стал столь же очевидным, как и их взаимная привязанность. У нее никогда ничего не было, и, вероятно, все свое детство она нуждалась в более или менее нормальной еде и одежде. Можно было подумать, что она должна быть полностью удовлетворена положением жены хозяина весьма процветающего книжного магазина. Но она была необыкновенно энергичным человеком, и ее амбициям не было конца: она желала куда больше, гораздо больше того, что мог ей дать книжный магазин, к тому же скромный по размерам. Стала требовать, чтобы муж его продал и начал заниматься более прибыльным делом. А не книгами! Она не понимала, что это было невозможно. Столько лет его знала, но так и не узрела, что у такого мечтательного человека, как ее супруг, способностей хватит только, чтобы продавать книги! Однако сам он осознавал это достаточно четко. Изменений он боялся, как черт ладана. И страстно любил свое по-сумеречному тихое убежище — этот маленький магазинчик, — любил его так же, как я. Вот почему мы, хотя и не стали приятелями, почувствовали друг к другу сильную симпатию. И ему, и мне были одинаково противны шумные улицы, которые находились за дверью магазина.

Она его буквально изводила, не давала покоя, пустила всю свою неуемную энергию на борьбу с ним. Но юноша унаследовал от своей расы достаточно сил, чтобы оказать ей сопротивление. И вот что произошло примерно год спустя. Она где-то встретила импрессарио варьете, которому понравился ее очаровательный голос и который посулил ей большие возможности в театральном бизнесе. Думаю, он посулил ей и многое другое; по крайней мере, она была так сильно заворожена блестящими перспективами, что решила бросить мужа.

По-моему, я еще, как следует, не рассказал о том, сколь сильно юный Бродский любил жену. Это было куда больше, чем традиционно чрезвычайно сильная любовь еврея к жене. Любовь к ней составляла весь смысл его жизни. В такой любви таится великая опасность: ведь когда ее теряешь, теряешь и жизнь, она разваливается на кусочки. И когда его жена сбежала с артистами, с юным Бродским так и случилось.

Опишу вам их расставание.

Однажды утром, как я полагаю, после разговора с импрессарио, она стремительно вошла в магазин и набросилась на мужа — он распаковывал новую партию книг. Говорила злым, истерическим тоном, одной рукой держалась за горло — будто ее кто-то душил. По тому, как она с ним разговаривала, можно было понять, что происходит отчаянная ссора. Но это было как гром среди ясного неба — до того на небосводе плавало лишь несколько тучек.

Она сказала: «Чаша моего терпения переполнилась, больше не могу. Я тебе говорила сто раз, но все бесполезно. А сейчас судьба дает мне прекрасный шанс — и я должна им воспользоваться. Еду в Европу с артистами варьете».

Юноша сначала ничего не ответил, но на его лице появилось такое выражение, будто наступил конец света. Совершенно ошарашенный, он смотрел ей вслед, когда она бежала наверх за вещами. Я прекрасно помню, что в это время в руке у него была книжка в красной обложке — он продал несколько сот ее экземпляров, и она называлась, представьте себе, «Влюбленные идиоты»; несмотря на всю трагичность ситуации, я не мог сдержать улыбку, — он ответил мне затуманенным, беспомощным взглядом.

Когда она спустилась, он, кажется, наконец-то понял, что происходит.

— Ты уезжаешь? — спросил он вяло.

— Да, — ответила она.

Тогда он полез в карман и протянул ей тяжелый черный ключ. Это был ключ от входной двери в магазин.

— Возьми, — спокойно сказал он, — еще понадобится. Твоя любовь ненамного меньше моей, чтобы можно было все взять и забыть. Когда-нибудь ты вернешься, а я буду ждать.

Она обняла его за плечи, поцеловала, а потом, глубоко вздохнув, выбежала из магазина — мы проводили ее взглядом из сумрачного интерьера. Стояли и взирали на улицу, которую оба ненавидели и боялись; на улицу, где были и назойливый шум бурной жизни и блеск солнечного света; на улицу, которая, казалось, злорадствовала по поводу того, что захлестнула в свой деловой водоворот все, что так дорого в этой жизни юному Бродскому.