Желание на любовь

Её переполняло чувство радости от того, что появилась возможность для племянницы надолго задержаться в Вашингтоне. И, возможно, жить она будет в их с Брэндоном доме. Мэттью и Чайтон живы. Ну и хватит так переживать по поводу ранения. Ещё накаркают причитаниями и слезами беду. Нужно жить дальше.

Пигалица с осуждением уставилась на брата:

— Скажи дочери, что я права! И то, что если ещё раз так сглупишь — придушу тебя собственными руками!

Агент представил, как сестра пытается воплотить свои угрозы в жизнь, и расхохотался, скривив лицо от пульсирующей в висках боли.

— Заноза, пока ты будешь подставлять стул, чтобы выполнить угрозу, я успею смотаться.

Теперь уже улыбались все. Одри в очередной раз сумела снять напряжение в невозможной, казалось бы, для шуток обстановке. Смеясь вместе с родственниками, она произнесла слова, вызвавшие новый приступ веселья:

— Не надейся! Я подкрадусь ночью, пока ты будешь спать глубоким сном. — Подняв руки вверх, растопырив пальцы, словно когти вампира, Холл изобразила, как подбирается.

Смех вкупе с болью вызвал у Мэтта икоту.

— Лилибет, не открывай дверь по ночам этому злобному монстру! — пробормотал он в перерывах между спазмами.

— Лучше впредь будь осторожен и не позволяй Риджу строить из себя героя, — помогая брату отпить воды из стакана, продолжала поучать Одри.

— Невозможно притворяться тем, кем являешься на самом деле. — Если бы день назад кто-то сказал, что он произнесёт эту фразу, Мэттью рассмеялся бы, но факт оставался фактом: за бравадой возвышенных слов и излишне самоуверенными поступками стажёра скрывалось храброе сердце.

Девочка промокнула салфеткой капли воды с подбородка отца.

— Ты изменил мнение о Чайтоне и разрешишь нам спокойно встречаться?

— Даже не надейся! Конечно, стану мешать, хотя и изменил… — Он заговорщически подмигнул. — Только пусть это останется нашей маленькой тайной, ладно?

Дочь довольно улыбнулась и осторожно обняла его за шею. Мэтт готов был поклясться, что почувствовал, как Лилит втянула воздух, обнюхивая его кожу; тёплое дыхание обожгло щёку, заставив сердце биться от прилива отцовской нежности.

Он с трудом расслышал сказанные в ухо слова:

— А ты дай обещание, что посещение больницы по поводу ранений станет последним.

В этот момент в горле осознавшего, насколько сильно лишённая папы девочка мечтала о родном человеке, Мэттью образовался ком и помешал ответить сразу. Он прочистил горло и хрипло проговорил:

— Не могу обещать, но клянусь: сделаю всё, чтобы ты больше не плакала по моему поводу!

На несколько секунд в комнате воцарилось молчание. Первым его нарушил Харрис:

— Наши десять минут на исходе.

— Пап, не будь таким занудным…

Старший Вуд отвесил лёгкий подзатыльник фривольной в суждениях дочери.

— Я прежде всего врач и знаю, насколько необходим покой недавно перенёсшему операцию человеку. — Он кивнул на тарелку с металлическим кусочком сплющенной пули, на которую до этого никто не обращал внимания. — Я попросил оставить на память этот сувенир.

Бренда подошла к столику, взглянула на сталь и покачала головой. Несколько граммов холодной смерти. Вылети она из ствола под другим углом — и блестящий комочек мог стоить жизни её мальчику.

— Не хочу, чтобы к этому сувениру добавлялись другие…

Мэтт посмотрел в понимающие, всепрощающие глаза того же цвета, что и у него с дочерью.

— Мам, и тебе клянусь: больше так бездумно под огонь не полезу!

Лилибет придвинулась к ногам отца, давая возможность бабушке присесть рядом, но Брэндон подставил тёще стул.

Устроившись на краешке обитого кожей сиденья, Бренда погладила небритую щёку сына, почувствовав острое желание запустить пальцы в непокорные рыжие вихры любимчика, как делала это раньше, когда он был ребёнком. Но мальчик давно вырос и сейчас лежал перед ней на больничной койкей со спрятанными под плотной повязкой волосами.

— Я тебе верю, иначе просто не смогла бы мириться с твоей профессией. — Она по-доброму улыбнулась, вовсе не желая винить или осудить Мэттью следующими словами: — Каждое твоё задание стоит мне нескольких часов жизни и добавляет седых волос.

— Прости. — Он прижался губами к тёплой руке и, как несколько минут назад сделала Лилит, втянул ноздрями родной запах.

Губы миссис Вуд дрогнули, но ей удалось сдержать слёзы, и в этот раз оправдывая звание сильной женщины.

— Не за что прощать человека, дарящего не часы, а годы жизни другим. — Она наклонилась и осторожно поцеловала сына в лоб, прямо поверх бинтов. — Я очень горжусь тобой!

— И я! — воскликнула Лилибет.

Слова жены подхватил Харрис:

— Мы все гордимся тобой.

И теперь уже с того конца палаты, где стояла Одри, раздался всхлип, но она не была бы собой…

— Вот только не задирай нос. — Заноза шмыгнула и в надежде, что никто не заметил рвущиеся наружу слёзы, произнесла бодрым голосом: — Эх, чёртова приёмная комиссия! Вы должны были бы сейчас говорить это мне!

Она поморщилась.

— Чувствую острый прилив сахара в крови и ещё в одном месте, но не могу смолчать: я тоже горжусь тобой, братец!

Ко всеобщему удовольствию, Мэтт покраснел, что случалось крайне редко, и ответил с явным смущением: