Желанная

— Ну, сейчас я ни с кем не живу, — осторожно сказала Лорен. — И у меня не так много родственников — на самом деле только я и моя мама. Но мы очень близки.

— Ты… любить её? — Он сказал «любить», словно иностранец, не понимающий полностью смысла того, что произносил. «Наверное, так и есть, — сказала себе Лорен. — Мне повезло, что он вообще говорит по-английски».

— Да, — тихо проговорила она. — Да, я люблю её очень, очень сильно.

— И она чувствует к тебе то же самое? — Зарн наклонился вперед, в его странном красно-черном взгляде трудно было что-то прочитать. Голод? Потребность? Тоска?

— Моя мама любит меня больше всего на свете, — сказала Лорен с непоколебимой уверенностью. — Она умрет за меня, без раздумий. — И, вероятно, сейчас она каждый день понемногу умирает, задаваясь вопросом, куда я пропала.

Лорен словно наяву видела обезумевшее, искаженное от тревоги лицо своей матери, представляла, как она, вероятно, повсюду разыскивала дочь. Везде, но не там, где нужно. Но откуда ей вообще знать, что произошло?

«О, мама, я так по тебе скучаю!» — Внезапное желание увидеть маму, услышать её знакомый нежный голос, узнать, что все в порядке, охватило Лорен так сильно, что на её глаза навернулись слезы.

— Если она так сильно любит тебя, почему ты плачешь? — Воин всё ещё произносил слово «любовь» словно иностранец, окидывая её почти озабоченным взглядом.

— Потому что скучаю по ней. И знаю, она, наверное, ищет меня повсюду. Она, наверное, обезумела от беспокойства, и я… я, вероятно, больше никогда её не увижу.

— Ты будешь очень страдать от вечной разлуки с ней? — спросил он с любопытством.

— Конечно, буду! — Лорен вытерла глаза о его плащ и глубоко вздохнула, пытаясь сдержать слезы. Из прошлого опыта она знала, слезы — верный способ отпугнуть любого мужчину, а она хотела, чтобы Зарн остался. — Извини, но разве ты не расстроишься, если никогда больше не увидишь своего отца? Имею в виду, я знаю, что он действительно страшный и странный, но он всё же твой отец. Верно?

Зарн отвел взгляд.

— Я ничего не чувствую к нему. И он ничего не чувствует ко мне.

— Ох. — Лорен прикусила губу, не зная, что сказать. — Я… мне так жаль.

— Не стоит, — покачал головой воин. — Так было всегда.

— Но разве ты бы не?.. — Лорен колебалась, не зная, как сформулировать свой вопрос, боясь, что снова его оттолкнет. — Неужели никто никогда тебя не любил? Или, возможно, ты кого-то любил? — спросила она наконец.

— Однажды. — Глубокий голос мужчины звучал отрешенно. — Теперь это неважно.

— Это важно, — серьезно ответила Лорен. — Моя мама всегда говорила, что всем нужно только три вещи для счастья: что-то делать, кого-то ждать и кого-то любить.

Зарн безучастно расхохотался:

— Почему ты думаешь, что на корабле всеотца важно счастье?

— Наверное, нет. — Лорен переплела пальцы. — Но разве ты не хочешь быть счастливым?

— Я ничего не хочу, — безразлично ответил он. — Я просто существую.

Лорен хотела сказать, что «просто существовать» не значит жить, но понимала, сейчас не время разводить философские дискуссии.

«Если хочу, чтобы Зарн остался со мной, нужно его заинтересовать».

Она вспомнила о Шехерезаде, героине «Тысячи и одной ночи», которую читала, будучи маленькой девочкой. Шехеризада, наложница султана, который каждое утро брал новую жену и убивал её ночью. Но Шехеризада, рассказывая каждую ночь одну за другой новые истории, смогла заинтриговать султана, и тот её пощадил.

«Я должна стать незаменимой, — твердила себе Лорен. — Я должна его заинтересовать».

Она прочистила горло и улыбнулась Зарну.

— Позволь рассказать тебе кое-что ещё о Земле. Ты когда-нибудь слышал о мороженом?

* * *

Зарн слушал, как Лорен рассказывала ему о своем мире мягким гармоничным голосом, то повышая, то понижая тембр. Она много раз упоминала странную человеческую еду, мягкие белые пески и теплое море, омывающее пляжи у её дома. Лорен рассказывала о развлечениях, называемых фильмами и пьесами, и объяснила, что они для удовольствия читают различные истории, называемые «книгами».

Все эти понятие были чужды Зарну. Он умел читать на двухстах разных языках и диалектах, включая её собственный английский, но идея читать что-то не для получения информации оказалась для него в новинку.

Лорен отвечала на его вопросы о книгах, а затем рассказала о своем детстве, о том, как росла с матерью. Тогда как у Зарна был лишь его отец — всеотец. Но вскоре стало ясно, что их детство не имеет ничего общего. Лорен говорила о своей матери с невероятной любовью и нежностью, поведала о том, как мама заботилась о Лорен даже в самые тяжкие мгновения. Насколько Зарн понял, Лорен тоже наказывали, но ничего подобного на то, что мог придумать всеотец. Она никогда не знала жестокости или ненависти от того, кто должен любить её и заботиться.

Зарн недоумевал, почему с бешено колотящимся сердцем слушал её рассказ. Он считал это слабостью, той самой, из-за которой он снова и снова стремился увидеться с Лорен, хоть и поклялся не делать этого. Но всё же он задержался и слушал, не в силах оторваться.