Желчный Ангел

Он застыл в полной растерянности, не понимая, как реагировать. Захотелось заорать, сорвать плед, отрезать веревку и нахлестать ею по бесстыжим рожам и прочим местам любовников. Захотелось в носках бежать по всему земному шару, разыскать Валеру Бабуина и молотить по наколкам на его груди: «Как же ты не предвидел?» Захотелось ткнуть в нос изменнице обожженными молнией руками с надписью «Дина»: «Как ты могла, если сам Господь посчитал нас единым целым!» Захотелось взорвать к чертовой матери весь этот мир и умереть на горе пепла! Но…

Адам почему-то закрыл дверь, сел на обувную тумбу в прихожей и горько заплакал. А потом, не выдержав мерного качания кроватной сетки за стеной, бегом поднялся по лестнице на этаж выше и прилип пальцем к запачканной кнопке звонка.

Отперла Зоя, невозмутимая, со свежепокрашенными бровями.

– Прекрати звонить, Адам, я уже открыла, – сказала она как ни в чем не бывало.

– Там твой муж… с моей женой… – Губы Асадова дрожали.

– Я знаю, – отрезала Зоя, – проходи.

Они сели на кухне друг напротив друга. Адам уперся взглядом в Зоины брови и больше ничего, кроме них, не видел. Брови ее, умные, ироничные, жили на лице своей жизнью. Правая – абсолютно хладнокровная – была параллельна полу, левая же – всегда изумленная – делала стремительный изгиб, напоминая перевернутую в полете чайку. Именно эта птичья бровь, вопреки флегматичной напарнице, выдавала легкую озабоченность.

– Смотри, какой трюк! – Зоя подвела его к раскрытому сундуку и разворошила какие-то шмотки.

Рядом с дырой в полу красовался металлический крюк, за который цеплялась толстая крученная веревка.

– А знаешь, как он одет? – Зоя затянулась сарделечной сигаретой и выпустила в лицо Адама порцию вонючего дыма.

– В гребаной манишке с бантом, – выдавил из себя рогоносец.

– Да, дорогой. В трусах и гребаной манишке, которую я собственноручно ему сшила. – Она потрясла перед лицом Адама красивыми кистями в перстнях. – Стояла два часа в очереди в ГУМе, чтобы урвать полтора метра индийского белого сатина и атласную черную ленту для банта. А потом из чешского журнала Žena a móda в читальном зале библиотеки, как дура, копировала выкройку. А потом горбатилась на машинке с переносом выточек, ведь у него же нестандартная фигура! И ради чего?

Адам не отрывал глаз от Зоиной мятежной брови. Она хлопала черными крыльями, являя крайнее негодование.

Признание Штейнберг был ошеломительным по своей сути. Впервые Зоя, не прикрываясь заграницей, выдала в себе простую советскую бабу, висящую в очередях и потевшую на домашних работах. Сколько помнил ее Адам, более такого не повторялось никогда.

– Как это по́шло, – прошептал Асадов. – А веревка? Та самая?

– Ты тоже об этом подумал? – изумилась Зоя. – Похоже, что ТА САМАЯ.

Той самой веревке аплодировала вся страна – от столицы до гастрольных регионов. Габриэль подсмотрел описание этого фокуса в индийском журнале. Он наряжался в чалму и восточный халат, играл на дудочке и вызывал к жизни толстую веревку из плетеной корзины. Веревка извивалась, как змея, исполняя замысловатый танец, затем вытягивалась ввысь, теряясь в темноте под куполом, и застывала негнущимся шестом.

Дочка Аля – рыжая, обезьянкообразная, в короткой пышной юбке – карабкалась по этому шесту вверх и пропадала во тьме. Факир кричал ей, чтобы спускалась, но Аля смеялась и дразнила отца. Тогда Фокс задирал полы цветастого халата и лез по веревке вверх, грозно размахивая саблей. К ужасу зрителей, откуда-то с купола на арену летели руки, ноги и рыжая голова девочки. Ассистент собирал их в мешок, а Габриэль набрасывал на останки парчу и читал заклинания. Через минуту из-под парчи выскакивала живая и невредимая Аля, зал взрывался аплодисментами, а Фокс продолжал играть на дудочке. Под витиеватую мелодию веревка вновь становилась мягкой и опадала в корзину. Финал, овации, восторженные вопли, букеты цветов.

Адам с Диной и Зоей регулярно ходили в цирк и видели этот фокус десятки раз. Дина визжала, не пытаясь, по обыкновению, вникнуть в детали, Адам же мучительно разгадывал ребус. Отчего веревка стоит? Что ее держит?

– Да не мучь себя, – подсказала как-то Зоя. – Внутри веревки деревянные бруски по типу сочленений бамбука, а через центр брусков идет трос, который, натягиваясь, превращает веревку в шест. Под куполом специально гасят свет, чтобы не было видно, как трос цепляется крюком за перекладину. Ну и части тела Али-обезьянки – это муляж. А появляется девочка под парчой через дыру в полу арены. Все просто.

Даже описанное Зоей было крайне непросто, но хотя бы укладывалось в законы физики и Адамову логику. Сейчас же, стоя перед раскрытым сундуком и лазом фокусника, Асадов не мог упорядочить в голове все произошедшее.

– Что делать, Зоя? – спросил он, вскинув отчаянные глаза.

– Что делать? – поднялась ее изумленная бровь. – Пить вино, курить сигары и отмечать новую эру в наших отношениях. Простить это невозможно, а отомстить весьма реально.

– Как? – не понимал Адам.

– Разведемся с ними и поженимся между собой, – заключила Штейнберг. – А дыру в полу заделаем намертво.