Желчный Ангел

Диск солнца прятался за горизонтом, Вася сворачивался клубочком на коленях Азарила и, засыпая, накручивал на указательный пальчик мягкое подпушье ангельского крыла. Дрема наполняла пространство, сад застывал, и если бы не приглушенные вопли грешников в шатрах, мог явить собой картину полного безмолвия.

Маня притулялась к внешнему краю чудотворного крыла, слышала биение сердец, урчание кошачьей мамки, чувствовала на языке сладкое молоко из неисчерпаемого сосца и мяла лапками перья Азраила, представляя спасительный горячий мамкин живот…

С утра они вновь дошли до границы миров, откуда открывался вид на Воронье и Голубиное древа. Вася поцеловал Маню в нос и привычным движением оседлал Ангела, взобравшись ему на шею и ухватившись за серебристые локоны.

Они воспарили, прорезали невидимую, но упругую стену, сквозь которую кошка уже пройти не могла.

Маня побрела назад, в сад, ловя в сердце ритмический рисунок нехарактерной для этих мест тревоги.

Воронье дерево выдало несколько увядших листов с именами людей из разных концов земного шара. На голубином дереве вот-вот набирал силу клейкий, укутанный в пленку, росток.

Азраил с Васей присели, упершись в могучий ствол, в ожидании божьего вердикта. Воздух в этих краях был концентрированный, плотный. Его, казалось, можно было зажать в кулаке и ощутить между пальцами, как густо взбитое суфле.

Дышалось тяжело. Ангел с ребенком редко задерживались здесь больше чем на минуту.

– Ази! – окликнул вдруг разморенный Вася.

– Да, – отозвался Ангел.

– Я люблю тебя, Ази. – Вася с трудом вздымал и опускал грудную клетку. – Я говорил тебе об этом?

– Только сегодня утром, – улыбнулся Дух.

– Я боялся, что ты уже забыл. – Ребенок опустил голову на колени Ангела.

– Я помню об этом каждую секунду из тех шестисот тридцати миллионов ангельских лет, которые мы вместе, – отозвался Азраил, водя пальцем по изгибам крошечной ушной раковины малыша. – И я благословляю эти мгновения, потому что люблю тебя еще сильнее.

– Мне почему-то тревожно, – поднял голубые глаза малыш. – Слышишь, как неровно стучит сердце. Нас никто не сможет разлучить?

– Никогда, – успокоил Ангел. – Нет силы более великой, чем наша любовь.

– Я будто задыхаюсь, будто сердце ломает ребра и хочет выскочить наружу.

– Это здешний воздух, – утешил Азраил. – Вообще-то только я умею им дышать. Для тебя это большое испытание. Смотри, он уже созрел. Срывай листок, и летим обратно.

Лист на самой нижней ветке раскрыл свою пятерню навстречу миру и из солнечных прожилок выложил имя с замысловатой виньеткой в начале первой буквы.

– Ну наконец, – выдохнул Ангел. – Кто на этот раз?

Ребенок сорвал зеленую пластину, разложил на своей ладони, водя пальчиком по линиям, и отскочил, отбросив лист на землю. И без того бледный и анемичный, малыш стал абсолютно прозрачным. Его сердце, красное, тюльпановое, закатное, и вправду раскорячило ребра, словно узник – решетку камеры.

Он схватился руками за собственное горло и белыми, как простыня, губами, беззвучно произнес:

– Вася. – Упал на колени, поперхнувшись слезами. – Здесь написано: «Вася».

– Нет! – Ангел поднял лист с травы, крылья его вздыбились и налились кровью. – Нет!

НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!!!!

* * *

Они неслись в космическом пространстве, сбивая плечами астероиды и разворачивая планеты. Ангел, потяжелевший от горя, набравший вес и плотность, больше не пропускал через себя камни, сшибал все, что попадалось на пути: малые небесные тела разносил в крошку, большие – срывал с орбит и сталкивал друг с другом.

Вася, вжавшись в шею Азраила и уткнув лицо в его волосы, насквозь промочил их горячими слезами.

Достигнув Ангельского сада, Дух снял рыдающего Васю с плеч и посадил перед собой. Вокруг них, чуя катастрофу, сгрудились звери и птицы. В шатрах, задыхаясь от внезапной духоты, выли люди.

– Господи! – закричал Ангел, обращаясь к солнцу. – Я миллиарды лет служил тебе в полном одиночестве и ничего не желал! Это единственная моя просьба, Господи! Умоляю, оставь мне Васю!!!

Сад внезапно почернел, солнце из сияющего диска превратилось в закопченную сковородку. Озеро вскипело, выплевывая на берег мертвую рыбу, звери – от полевок до ягуаров – стали лопаться, орошая поверхность кровавыми внутренностями. Шатры распухли и загорелись, изрыгая из себя опаленных людей. Трава иссохла и заполыхала.

– Ази! – Вася кинулся к Ангелу на грудь и покрыл поцелуями лицо. – Ази, не надо! Он гневается на тебя! Он сожжет весь сад! Мне некуда будет вернуться! Я ведь вернусь, Ази? Правда? Проживу на этой проклятой Земле несколько лет и снова вернусь к тебе?

– Нет, мой мальчик! – рыдал Ангел. – Ты забудешь меня, как только войдешь в другое тело. Ты забудешь прежнюю земную жизнь, забудешь наш сад, нашу любовь! Ты ничего не будешь помнить! Ты никогда не будешь прежним Васей! Ничего не вернуть! Ничего!!!