Железная стена. Израиль и арабский мир

Шаретт, напротив, провел часть своего детства в арабской деревне, свободно говорил по-арабски, хорошо знал историю, культуру и политику арабских стран. У него были друзья-арабы, и он поддерживал с ними связь. Убежденный в том, что арабам можно доверять, он был способен завоевать их доверие как в политических, так и в социальных отношениях. Он воспринимал арабов как народ, а не только как врага - "гордый и чувствительный" народ, как он однажды выразился. Его представление об арабах было более гибким, чем у Бен-Гуриона, и он был гораздо более чувствителен к тому, как поведение Израиля влияет на чувства арабов. На одном из заседаний политического комитета Мапай Шаретт выступил против мнения, что арабы примитивны и дики, а их ненависть к Израилю настолько глубоко укоренилась, что ее вряд ли можно усугубить конкретными действиями Израиля. Арабы, по его словам, обладают "чрезвычайно тонким пониманием и тонким чувством". Правда, признал он, "между нами и ими есть стена, и трагическое развитие событий заключается в том, что эта стена становится все выше. Но, тем не менее, если можно предотвратить возведение этой стены, то это священный долг - сделать это, если это вообще возможно".

По широким условиям урегулирования с арабами между Шаретом и Бен-Гурионом не было реальных различий. Оба они считали, что урегулирование должно основываться на статус-кво. Как и Бен-Гурион, Шаретт не желал принимать обратно основную массу палестинских беженцев или отказываться от больших участков территории, если бы это было ценой, которую требовал Израиль в обмен на мирное урегулирование с арабами. В отличие от Бен-Гуриона, он придавал большое значение терпеливой и изобретательной дипломатии, примирительным формулировкам и жестам доброй воли, направленным на ослабление враждебности арабов. Он не хотел добавлять второстепенные причины к основной причине конфликта между арабами и Израилем. Если враждебность арабов не может быть искоренена, то тем более необходимо пытаться ее сгладить и держать открытыми все возможные линии общения и диалога.

Другой важной составляющей политического мировоззрения Бен-Гуриона и Шарета было их отношение к "внешнему фактору". Кардинальным постулатом политического кредо Бен-Гуриона была опора на собственные силы. Он очень верил в способность еврейского народа определять свою судьбу на Ближнем Востоке путем прямых действий и создания фактов. Следствием уверенности в собственных силах было пренебрежение к "внешнему фактору" в создании и выживании еврейского государства. "Мы должны отучить себя, - писал он в 1954 г. в статье об ООН, - от абсурдной и совершенно беспочвенной и необоснованной иллюзии, что вне государства Израиль в мире есть сила и воля, которые защитят жизнь наших граждан. Наша собственная способность к самообороне - наша единственная безопасность". Однако ничто другое так остро не выражает безразличие Бен-Гуриона к ООН и международному общественному мнению, как его часто цитируемое высказывание "Наше будущее зависит не от того, что говорят язычники, а от того, что делают евреи".

В отличие от Бен-Гуриона, Шаретт был очень чувствителен не только к тому, что говорят неевреи, но и к тому, что они делают. Он признавал, что ООН сыграла незаменимую роль в создании государства Израиль, и выступал за то, чтобы позволить ей играть более значительную и эффективную роль в урегулировании арабо-израильского конфликта. Он считал, что международное общественное мнение влияет на безопасность Израиля и поэтому является фактором, который стоит принимать во внимание. Прежде всего, он стремился заручиться симпатией и поддержкой западных держав в стремлении Израиля к безопасности и миру. Для этого он считал необходимым придерживаться сложившихся норм международного поведения и воздерживаться от действий, разжигающих ненависть арабов.

С 1953 г. внутренние дебаты в Израиле между активистами и неактивистами все больше концентрировались на вопросе о репрессиях. Бен-Гурион и его сторонники выступали за политику жесткого и быстрого военного возмездия в ответ на вторжение за пределы Израиля. Шаретт не был противником возмездия в принципе. Его беспокоили, прежде всего, негативные долгосрочные последствия, которые могли иметь репрессии для отношений Израиля с арабами и для его международного положения. Рассматривая их как неизбежное оружие последней надежды в некоторых ситуациях, Шаретт опасался, что репрессалии превратятся в бездумную военную рутину. Он настаивал на том, что применению силы должна предшествовать тщательная проработка вопросов масштаба и сроков в рамках общих внешнеполитических целей Израиля, чтобы минимизировать негативные последствия для его региональных и международных интересов.