Железная цепь

Она пересекла каменную площадь и нырнула в какую-то нишу. Корделия хотела спрятаться, но очутилась в начале длинного, тесного коридора, уходившего во тьму. Это зловещее зрелище заставило ее остановиться. Она привалилась к стене и даже сквозь шерстяное пальто почувствовала, как холод от камней просачивается в ее тело.

Иногда она сожалела о том, что не умеет молиться Разиэлю, как другие нефилимы, но ее не учили общепринятым молитвам. Родители Корделии равнодушно относились к религии, объединявшей Сумеречных охотников. Эта религия заключалась в почитании Ангела, который дал своим детям силу и тем самым обрек их на жестокую судьбу. Поклоняться Разиэлю означало помнить, что ты не имеешь ничего общего с теми, кого ты поклялся защищать. И что даже в толпе ты навсегда будешь одинок.

– Маргаритка?

Джеймс подошел совершенно беззвучно и, прислонившись к противоположной стене коридора, взглянул Корделии в лицо.

– Тебе не обязательно было с нами ехать.

Ее шепот вызвал в коридоре слабое эхо. Потолка она не видела; возможно, до него было два фута, возможно – тысяча.

– Я поехал с вами ради тебя, – сказал Джеймс. Она подняла голову. Его фигура среди теней была черно-белой: черный костюм, белая рубашка. Волнистые пряди, спадавшие на бледный лоб, были подобны мазкам черной краски на белом холсте. – Потому что хотел этого. Хотел поддержать тебя.

Корделия прерывисто вздохнула.

– Понимаешь… мне противно было видеть его после того, как он вернулся из Басилиаса. – Это было не совсем правдой: неприязнь возникла в тот день, когда Алистер рассказал ей о пьянстве Элиаса. – Я не обрадовалась его возвращению. Даже не притворилась, что счастлива. Не навещала его. Не приглашала к себе. А теперь его больше нет, и я потеряла надежду примириться с ним, простить его, понять.

– Мой отец… – Джеймс смолк. – Мой отец когда-то сказал мне, что иногда примириться с другим человеком невозможно. Бывает, что приходится искать это примирение в своей душе. И тот человек, который разбил тебе сердце, не может залечить рану.

«Человек, который разбил тебе сердце». Корделия подумала об отце. Они никогда больше не будут беззаботно смеяться, не услышит его историй, ничего не расскажет ему. Если бы только она позволила ему вести себя к алтарю… Люси поняла бы ее. Если бы только она, его дочь, дала ему шанс…

Вчера вечером она должна была помешать отцу уйти из своего дома. Но страшная правда заключалась в том, что она радовалась его уходу, она вовсе не тревожилась за отца, видела и слышала только Джеймса. Она могла думать лишь о том, что отец каким-то образом снова опозорил ее. «Что отец сказал тебе? Что он сделал?» Джеймс упорно повторял, что ничего особенного не произошло, но выглядел больным и несчастным и рано ушел спать.

– Ты это видел? – прошептала Корделия.

Было так тихо, что она слышала даже шуршание ткани его пиджака.

– Видел что?

– Тебе это приснилось? Как он умирает?

Джеймс прикрыл рукой лицо.

– Да.

– Это был тот же самый убийца? – Собственный голос показался ей жалким, тоненьким. – Тот же убийца, такая же ненависть?

– Да. И еще, Маргаритка…

Она прижала к груди руки, сжатые в кулаки; ей хотелось забыть о приличиях, сползти по стене на пол, кричать, выть, устроить истерику.

– Не говори. Не сейчас. Но если ты видел что-то…

– Что-то указывающее на убийцу? Я не перестаю ломать над этим голову. Если бы я увидел какую-то подсказку, хоть что-нибудь, я бы обязательно сказал тебе, я бы сообщил Джему, родителям… – Он покачал головой. – Нет.

– Тогда расскажи, зачем он приходил к нам домой вчера вечером. – Она издала короткий сухой смешок. – Представь, что я выиграла у тебя партию в шахматы. В следующий раз я отвечу на любой твой вопрос, а сейчас скажи мне правду. Что ему было нужно?

Джеймс ответил не сразу.

– Ему были нужны деньги.

– Деньги? – повторила она, не веря своим ушам. – Сколько? Зачем они ему понадобились?

Джеймс стоял совершенно неподвижно, но, как это ни странно, Корделия поняла, что он не надел свою Маску. Она догадывалась, что он чувствует. Видела боль в его взгляде. Он позволил себе чувствовать эту боль, горе, разочарование. Более того: он позволил себе продемонстрировать ее.

– Твой отец попросил у меня пять тысяч фунтов, – ответил он. – Не знаю, почему он решил, что у меня есть такие деньги. Он сказал, чтобы я достал их у родителей. Сказал, что они купаются в роскоши, и они даже не заметят потери этих жалких грошей. Что деньги нужны на содержание Сайренворта, что он якобы не может больше позволить себе ремонт и обслуживание поместья. Не знаю, правда ли это.

– Я тоже не знаю, – прошептала Корделия, но ей тут же представилось множество других вариантов. Карточные долги. Просроченные займы. Закладные. – Почему ты ничего мне не сказал? – Ее бросало то в жар, то в холод, в душе пылала ярость, и одновременно ее охватило леденящее отчаяние. – Если бы я только знала, что у него неприятности, я бы сделала все, чтобы ему помочь.

– Нет, – тихо ответил Джеймс. – Ты не смогла бы ему помочь.

– Я помешала бы ему уйти ночью на улицу, в такой холод…