Железная цепь

– Я хочу поговорить о Малкольме Фейде, – сказала она. – Я почти привлекла его на нашу сторону.

– Что это значит?

– Он поможет нам, – объяснила Грейс. – Вернуть Джесса. Помнишь кристалл алетейя, который хранится в твоем кабинете в Чизвик-хаусе? Тот, в котором показан суд над Аннабель Блэкторн?

Татьяна нетерпеливо кивнула.

– Ее заключили в Цитадель, – продолжала Грейс. – В наказание за связь с Малкольмом. Но если бы ты могла поговорить с ней… возможно, она передаст ему послание…

Татьяна разразилась злобным хохотом.

Грейс сидела совершенно неподвижно, чувствуя себя очень маленькой и жалкой. Она часто испытывала это ощущение в детстве. Издевательский смех матери напоминал треск льда на озере.

– Послание, – наконец, повторила Татьяна. – От Аннабель Блэкторн. Грейс, она умерла почти сто лет назад. – Женщина снова засмеялась, на сей раз с каким-то дьявольским восторгом. – Блэкторны казнили ее. Убили родную дочь. История о том, что она стала Железной Сестрой, предназначалась для Малкольма. Им было безразлично, что он сделал – чародей мог быть им полезен. Но Аннабель происходила из старинного рода нефилимов. Они руководили Корнуоллским Институтом. Она опозорила их, поэтому она должна была умереть. – Глаза Татьяны радостно блестели. – Я же говорила тебе, что нефилимы – кровожадные дикари.

У Грейс упало сердце.

– Ты уверена?

– Доказательство заключено в кристалле, – сказала Татьяна. – Взгляни, если хочешь; тебе известно, где он находится. Я показывала тебе эту историю не до конца, но поскольку ты разворошила осиное гнездо, ты должна знать, что произошло в действительности.

– Нам нужна помощь Малкольма, мама. Он может показать нам, как вернуть Джесса…

– Что ж, ты должна была подумать как следует, прежде чем обещать ему весточку от возлюбленной, – сухо произнесла Татьяна. – Все эти годы от Малкольма скрывали правду – Конклав, другие маги… Кто знает, что могли бы рассказать ему в Спиральном Лабиринте, если бы захотели? Он не поблагодарит тебя за эту весть, можешь мне верить.

«Чему ты радуешься? – подумала Грейс. – Неужели ты не хочешь, чтобы Джесс вернулся?» Но вслух она лишь сказала:

– Мне очень жаль, мама.

Губы Татьяны медленно растянулись в презрительной ухмылке.

– Ну-ну. Я начала думать, что ты забыла о своем бедном брате и своей семье. Что мы безразличны тебе теперь, ведь скоро ты станешь важной персоной, невесткой Консула.

– Я никогда не забуду тебя, – возразила Грейс. Это была правда. – Мама… так где этот кристалл?

Татьяна сверкнула глазами.

– Я скажу тебе, как его найти, – ответила она. – А взамен попрошу только об одном: навести Джеймса Эрондейла в его новом доме на Керзон-стрит. Мне не терпится узнать о его жизни с молодой женой. Ты удовлетворишь любопытство старой женщины, верно, моя дорогая?

Когда Джеймс, наконец, вернулся на Керзон-стрит, солнце уже село; небо было темно-синим, как сапфир, лишь на западе виднелось слабое янтарное свечение. Эффи ждала его, причем вид у нее был крайне рассерженный: оказалось, что «Веселые Разбойники» провели в гостиной всю вторую половину дня и выпили огромное количество чашек чая. В конце концов, прибыла Консул с букетом цветов в знак соболезнования; не обнаружив хозяев, она велела мальчишкам расходиться по домам, поскольку приближался комендантский час. Мэтью, который, судя по всему, нравился Эффи больше остальных, оставил другу записку; служанка отнесла ее в спальню Джеймса. Райза собрала чемодан хозяйки и скрылась, ни слова не сказав горничной о том, куда и зачем уходит. Эффи сочла это оскорбительным и, не стесняясь, высказала свое недовольство Джеймсу.

Джеймс, не слушая, кивнул, снял пальто и подал служанке, чтобы отвлечь ее. Ему хотелось остаться одному – это нужно было для осуществления его намерения. К своему стыду, он почти обрадовался тому, что друзья ушли до его возвращения. Если бы он рассказал им о своих подозрениях, они обязательно остались бы. Он понял это еще до того, как прочел записку Мэтью.

«Джейми bach[44],

я остался бы с тобой, если бы мог, ты это знаешь, но невозможно справиться с Консулом в одиночку, особенно если Консул – твоя матушка. Я оставил шиллинг на пианино, на случай если тебе понадобится послать весточку с Недди; получив записку, мы немедленно примчимся к тебе. Зная тебя, я подозреваю, что ты хочешь побыть один, но не жди, что я буду терпеть подобное положение вещей дольше суток. Кроме того, ты, старый скряга, теперь должен мне шиллинг.

Твой Мэтью»