Железная цепь

Корделия почувствовала облегчение, наконец-то получив возможность поговорить с кем-то о своих тревогах.

– Не знаю… Когда он увидел ее на балу у Розамунды, мне показалось, что он упадет замертво.

– Это пустяки, поверь мне. Всякий раз, когда я вижу Чарльза, мне кажется, что я вот-вот упаду замертво. Но это вовсе не означает, что я по-прежнему… Не верь романтическим бредням и стихам, Корделия; неразделенная любовь не может длиться вечно. А если любимый человек обошелся с тобой плохо, ты от этого не начинаешь любить его сильнее.

– Алистер, – мягко сказала она. – Я не сожалею о своем браке, но сожалею о том, что мне пришлось оставить тебя одного в этом доме в тот самый день, когда вернулся отец. Неужели тебе каждый вечер так же тяжело, как сегодня?

Алистер покачал головой.

– Не заботься обо мне, Лейли. Есть нечто такое, что делает все это, – и он сделал неопределенный жест, словно имея в виду их существование в доме на Корнуолл-гарденс, – все это… не таким невыносимым для меня. Это мысль о том, что тебя здесь нет, что тебе не приходится теперь его перепады настроения, его нелепые требования, мириться с удобными для него провалами в памяти. – Он улыбнулся. – Может быть, это прозвучит эгоистично, но теперь, когда ты знаешь правду и я могу поговорить об этом хоть с кем-то, мне легче нести свое бремя.

Люси ушла от Анны поздно ночью. Она не получила никакого удовольствия от вечеринки: ни шампанское, ни разговоры с друзьями не помогли ей забыться. Она чуть ли не ежеминутно оборачивалась к окну, рассеянно смотрела на крупные хлопья снега, падавшие с серого неба, и думала о том, как же должно быть сегодня холодно в Чизвике, в том сарае без крыши.

Она знала, что Джессу это безразлично, что он не чувствует холода. Но ей все равно было больно.

Наконец она попрощалась с хозяйкой и направилась к выходу, не обращая внимания на просьбы друзей остаться, еще поболтать и сыграть партию в какую-то настольную игру. Филомена, несмотря на клятву завоевать Анклав, большую часть вечера провела за оживленным разговором с вампиром, который разделял ее увлечение художественным направлением ар-нуво, набиравшим популярность в Европе. Филомена пообещала, что попросит кого-нибудь проводить ее домой. Люси обошла перевернутый обеденный стол и группу танцующих, загнала Мэтью в угол и попросила его отвезти ее в Институт.

Он ответил ей бессмысленной улыбкой, пошатнулся и едва не уронил Персиваля, чучело змеи, украшавшее гостиную Анны. Люси решила, что лучше отправится домой в одиночестве. Ей очень не хотелось иметь дело с захмелевшим Мэтью; это зрелище причиняло ей боль. Каждый раз, когда Люси видела его таким, ей хотелось тряхнуть его хорошенько и спросить, по какому праву он губит свою жизнь. Почему он так не любит себя, почему не может относиться к себе самому так, как относится к нему Джеймс. Зачем намеренно причиняет себе вред, разрушает свое здоровье и рискует при этом здоровьем и жизнью Джеймса.

Итак, Люси в полной тишине шла по Перси-стрит, любуясь снежинками, кружившими в желтом свете газовых фонарей. Лондон, укрытый белой пеленой, был похож на рождественскую открытку. На проезжей части намело высокие сугробы, а вереница фонарей напомнила Люси бриллиантовое ожерелье. Люси плотнее закуталась в каракулевую шубу. На поясе позвякивали кинжалы и ангельские клинки, прихваченные из дома на всякий случай. Осторожность никогда не помешает, считала Люси.

Пройдя несколько кварталов, девушка почувствовала, что замерзла, несмотря на руну тепла, которую нанесла себе, прежде чем уйти от Анны. В кармане нашлись перчатки. Там, в квартире, было очень жарко; через некоторое время гости напились, принялись отплясывать на столе и безбожно флиртовать друг с другом, а хозяйка уселась на пианино и наблюдала за всем этим с улыбкой Джоконды. Сестра Томаса Евгения танцевала с Мэтью; прическа ее рассыпалась, длинные темные волосы растрепались, но она не обращала на это внимания. Какая-то простая девушка сообщила Люси, что никогда не посещала таких бурных вечеринок, а потом поинтересовалась, не принадлежат ли присутствующие к богеме.

Люси хотела ответить, что они не относятся к богеме, что они просто вампиры, оборотни и охотники на демонов, но потом решила не шокировать бедняжку.

– Да, – сказала она. – Богема.

– Боже мой! – воскликнула девица. Через некоторое время Люси увидела, как они с Анной целуются в оконной нише, и подумала, что гостья начинает привыкать к богемному образу жизни.

Когда Люси проходила мимо безмолвной темной громады Британского музея, снегопад усилился. Величественные колонны были покрыты тонким слоем инея. В этот момент Люси ощутила какое-то странное покалывание в затылке и поняла: за ней наблюдают. Выдохнув белое облачко пара, она резко обернулась и стремительным движением выхватила из-за пояса кинжал.

Он был там – темная фигура на фоне белого снега и белых колонн. Снежинки не касались его, не оседали ни на темных волосах, ни на неизменной рубашке и черных брюках.

– Ты меня напугал! – воскликнула Люси, чувствуя, как бешено колотится сердце.