Это был звездный час Миндовга. Умелой и сильной рукой направлял он ход событий. В Полоцеске с согласия тамошнего веча уже сидел князь Товтивил. Сходив на Чехию, он дальновидно помирился с Миндовгом, признав его верховенство. Теперь, чтобы взять верх в соперничестве с Орденом, со всею рыцарской Европой, нужно было заручиться поддержкоц прославленного князя Владимиро-Суздальской Руси Александра Невского. Спросив совет литовских и новогородокских бояр и князей, Миндовг принял решение просить согласия Александра Невского на брак его дочери с сыном Товтивила Константином, что механически означало бы заключение договора о совместных боевых действиях против Ордена.
Это был звездный час Миндовга. Но это было и начало его падения. Наступает день, когда под кожей огромного могучего дерева, подпирающего своею кудрявой головой облака, заводится крохотный, неуязвимый в своей непримиримости червячок. Шуми, красуйся, дерево, колыши на своих ветвях птичьи гнезда, лови метели и молнии, думай, что ты вечно, бессмертно... Но червячок уже точит тебя.
После того как Миндовг поснимал кресты с храмов и с шей своих подданных, как приказал всем христианам покинуть его державу, а иных убил, он сделался для язычников-огнепоклонников чуть ли не земным богом. Криве-Кривейта слал ему поздравления и каждый день молился за него. Однако в Новогородской земле, где княжил Роман Данилович и где в Лавришевском монастыре еще не столько корпел над летописью, сколько следил за событиями в мире Войшелк-Лавриш, все эти новости встретили настороженно, без радости. Язычество здесь было вчерашним днем. Никто не собирался закрывать церкви и снова приклеивать золотые усы Перуну.
В Жемайтии тоже не очень-то славили Миндовга. Кунигас Тройнат с боярами косо посматривал на Руту и Кернове, где попеременно жил со своим многочисленным двором Миндовг. Внешне Тройнат подчинялся Миндовгу и в 1263 году с тридцатитысячным войском напал на Мазовию и Хельминскую землю, убил князя Земовита Мазовецкого, а его сына Конрада пленил. Все это делалось по приказу Миндовга. Но жемайтийцы с нетерпением ждали дня, когда можно будет отомстить ему за обидные, пренебрежительные слова, сказанные им Тройнату. А сказал Миндовг вот что: "Еще ни разу кунигас из Жемайтии не володел Литвой. Все было наоборот". Тройнат, чья гордость была задета, будто бы пообещал своим боярам: "Ничего, когда-нибудь и я наступлю ему на кровавую мозоль". Как бы там ни было, между Литвой и Жемайтией пролегла первая трещина.
Очень сложные отношения были у Миндовга с Войшелком. Сын-христианин когда-то молился на своего отца пылко любил его, но пролетели детство, юность, прокралась седина в бороду - и все переменилось: не иначе как со скрежетом зубовным слышал и произносил Войшелк имя Миндовга. Себя он всегда и всюду называл литвином, подчеркивая этим, что в жилах у него течет не только литовская, но и славянская кровь, что он не язычник, а христианин, и что судьба его навсегда связана с Новогородком. По примеру своего господина стали звать себя литвинами многие бояре, купцы, ремесные люди и смерды как Литвы, так и Новогородка. Из уст Войшелка слышали только кривицко-дреговичскую речь. Все это отдаляло его от отца, а став православным монахом, он и вовсе порвал с Миндовгом, вернувшимся в лоно язычества.
Отец тоже невзлюбил сына. Не зря же с легкостью согласился, чтобы тот сидел в Лавришевском монастыре, а в Новогородке княжил Роман Данилович. Таким образом Миндовг рассчитывал сделать Галицко-Волынскую Русь своим щитом против татар. Но очень уж хлипким и ненадежным оказался щит.
Войшелк, поддерживая постоянную связь с Глебом-Далибором Волковыйским, с новогородокскими боярами и священнослужителями, ждал своего часа. Не просто ждал: через верных людей он неустанно следил за Романом. Галицкий князь чувствовал себя в Новогородке неуютно. Так бурливой, многоводной весной, сидя на клочке сухой земли величиною с телячий лоб, чувствует себя забытый Богом зайчишка. Он в панике: вокруг море воды, трещат, наползая одна на другую, льдины, в холодных водоворотах кувыркаются вырванные с корнем деревья... Сознавая, что почти никто в Новогородке не принимает его всерьез, Роман Данилович зело приохотился к вину и к игре в кости. Когда Войшелк и Далибор с дружинниками пришли глухой ночью на детинец, чтобы заковать князя-приблуду в цепи, тот азартно сражался в кости со своим телохранителем Алексой. Оба были под хмельком и в самом лучшем расположении духа.
Последствия не заставили себя ждать: как только Роман вопреки своей воле распрощался с новогородокским детинцем, с далеких Карпат послышалось рычание льва - князь Даниил Галицкий поклялся вызволить сына и отомстить за него. Со своими полками, с ятвягами и половцами он стремительно ворвался с юга в пределы Новогородокской земли. Под Волковыйском произошла жестокая ночная сеча. Удача сопутствовала князю Даниилу: на пределе сил он разбил волковыйскую дружину вкупе с новогородокским ополчением и даже захватил в плен раненого Глеба Волковыйского.