- Что ты делаешь, святой отец, - воскликнул он. - Будь по-твоему, за два-три дня я отвезу этого свинтуса в монастырь, вернусь, и мы вместе двинем воевать Литву. А этот тип, - он легонько щелкнул Никто по носу, - пускай хоть мухой жужжит, хоть на муравьином языке говорит.
- Нет, на человеческом! - не согласился монах.
Отряд Мартина Голина - пятьдесят рыцарей, сто оруженосцев, четыреста ландскнехтов и три сотни крещеных земгалов - медленно, но упорно продвигался в глубь Аукштайтии. Верстах в десяти левее шли рыцари Андрея Стырланда. На небосклоне стояли столбы черного дыма.
- Магистр обгоняет нас, - проявил беспокойство Голин.
- Он будет у стен Новогородка раньше нас. Давайте-ка ударим покрепче, братья!
Но война есть война, и Сиверт вскоре убедился, что язычники умеют драться не хуже христиан. Почти на каждом шагу дорогу преграждали засеки из срубленных деревьев, земляные валы. Много встречалось пилькальнисов - небольших крепостей в виде укрепленного замка и пригорода, обнесенных мощным частоколом. А земгальские пилькальнисы Ранете, Сидрабе, Тервете вдобавок ко всему окружали глубокие рвы с подъемным мостом и воротами. По всему горизонту, как окинуть оком, горели сигнальные костры: языческие крепости извещали одна другую о приближении противника. Особенно поражало это зрелище в потемках: казалось, грозный, о тысяче глаз дьявол ведет наблюдение за рыцарями со всех сторон.
- Откуда у них берутся силы? - уже не раз раздраженно вопрошал Мартин Голин.
Поселения здесь, если не считать крепостей, были мелки: по пять, по восемь дворов. На несколько таких деревушек, расположенных по соседству, имелось где-нибудь в пуще одно общинное убежище, куда бежали их обитатели с женами и детьми. Коней же и коров загоняли в непроходимую чащобу, а то и в лесные озера - из воды торчали только гривы да рога.
Оружие и доспехи у жемайтийцев и литвинов были, на удивление рыцарям, лучше не надо. У княжеских дружинников - мечи, шлемы, панцири. Ополченцы-крестьяне дрались копьями и боевыми топорами. Союзники жемайтийцев и литвинов - земгалы - умели пользоваться самострелами. Когда рыцари атаковали с особой яростью, язычники садились в ряд на землю, плотно, друг к другу, составляли щиты - поди возьми их. Точно так же во время боя они укрывались за сцепленными, тяжело груженными повозками. Рыцарская конница разбивалась о такую стену, окрашивая кровью перси коней. Приходилось братьям-рыцарям спешиваться и вместе с оруженосцами и ландскнехтами секирами и мечами прокладывать себе путь.
Со временем все заметили, что язычники не любят драться на открытой местности, в чистом поле, а норовят, избегая потерь, ужами уползать в болота и леса.
- Христианская сила дает себя знать на просторе, - разъяснял собравшимся к мессе рыцарям Сиверт, - ибо святым Божьим лучам нужен размах, чтобы плавно и свободно литься по всей земле, а язычник, для которого не существует понятия чести, лезет под выворотни, в дупла, забивается в мох.
В дыме и звоне мечей, в крови и ранах неумолимо летело время. Многих сподвижников Мартина Голина уже не было на этом свете. Кто пал от топора или дубины, а иные сломали щею, вместе с конями провалившись в ловчие ямы, сокрытые от глаза под травой и листьями. Грозный рыцарь Голин, еще недавно наводивший ужас на пруссов, скрежетал от гнева зубами. Однажды ему донесли, что неподалеку в пуще обнаружен большой княжеский табун - добрых пятьсот голов. Привели в лагерь четверых коноводов, которые, препоручив уходящий в глубь болота табун своим помощникам, вернулись, чтобы запутать следы.
- Ну, дикарское отродье, где прячете коней для своего Миндовга? - спросил у них Мартин Голин, не скрывая радости. Коноводов со связанными руками поставили на колени. - Сдается, вы любите огонь, почитаете его как святыню, - ухмыльнулся. - Сейчас я подвергну испытанию вашу любовь. - И приказал оруженосцам: - Разведите четыре костра!
В считанные минуты приказ был выполнен. Коноводы смотрели на огонь, еще не понимая, что их ждет. Мартин Голин встал перед ними руки в боки, холодно сказал:
- Начинаем проверку, насколько вы любите святой огонь и насколько он любит вас. Ты! - показал пальцем на крайнего слева светлобородого литвина. - Говори, где табун, и я отпущу тебя. Молчишь? Ладно, начнем с того, что поджарим тебе пятки.
Оруженосцы привязали коновода к концам пик, подняли над костром и стали мало-помалу опускать. Едва языки пламени коснулись ног, тот взвыл.
- Говори, где табун, - получишь свободу и вдобавок самого лучшего коня, - подошел вплотную к нему Голин. - Поедешь домой верхом.
Коновод уже кричал, корчился от боли, но упрямо качал головой: нет, не скажу.
- Этого святой огонь не любит, - засмеялся Голин. - Эк он ногами дрыгает. Давайте следующего!