Железный Феникс 3

Но Цеада таким не проймёшь. Хотя моё состояние он всё-таки замечает.

— Да ты не волнуйся, — взмахивает рукой, будто отметает любую тревогу. — Живут, верно, при храме, служение исполняют. Туда ведь всё время работники требуются.

— Увольняются?

— Нет, — качает кхелот головой. — Работы много, только и всего. Платят, говорят, тоже неплохо.

— Это они сами тебе рассказывали? — интересуюсь уже откровенно насмешливо. Да этим кхелотам транспарант надо развернуть что ли?! «Здесь творятся мутные дела», — и указатель, где именно. Чтоб никто не перепутал, значит.

— Нет, — снова отрицает Цеад, хоть и не так уверенно. — Родичи болтают… Что им деньги исправно приходят. В храме ведь тратить не на что…

Парень замолкает и медленно прикрывает ладонью рот. Дошло что ли?

— Этого ведь не может быть, да? — спрашивает чуть ли не жалобно. — Бог не мог допустить…

— Бог умер, — отвечаю негромко. — А что на уме у вашей Владычицы…

Внимательно слушавшая нас Ешиля тоже переходит на шёпот:

— И правда. Если задуматься, в храме столько народу должно быть, что не протолкнуться. Как они живут друг у друга на голове?..

— Вот вы где! — прорезает насыщенный эфиром воздух скрипучий старческий голос. — Сейчас я вам устрою, безобразники!

Мы дружно подрываемся, готовые бежать или сражаться — как получится. Но ничего такого не нужно: неподалёку стоит бабушка Улу с двумя сопровождающими, один из которых держит над ней зонтик.

И, судя по выражению лица старушки, сейчас нас будут бить. Возможно, ногами.

— Бабушка, — тут же расплывается в улыбке Цеад и топает к ней, раскрывая объятия. — Не иначе, вы услышали чаяния моего сердца и пришли встретиться с любимым внуком.

— Нету среди сыскарей моих внуков, — ворчит старушка, выхватывая у сопровождающего зонтик и отмахиваясь им от наглеца. — И не стыдно в таком виде перед моими глазами появляться?

Цеад срывает с головы кепку и покаянно кланяется.

— И в самом деле, — спохватываюсь я и начинаю раздеваться, — нечего нам в этих костюмах по городу разгуливать.

Бабушка Улу с лукавым интересом сверкает красными радужками, но посмотреть оказывается не на что: под формой у меня загодя надет костюм по местной моде. Гир пришлось с сожалением оставить на секретной квартире: в добытую Цеадом сыскарскую одежду он попросту не влезал.

Остальные следуют моему примеру.

Снятое заботливо заворачиваем в заранее подготовленную ткань. Выбрасывать подобные вещи было бы слишком глупо.

— Не стоит тебе, Цеад, так запросто по городу разгуливать, — произносит старушка, когда мы приводим себя в порядок и наконец выбираемся из закоулка на широкую дорогу.

— Ничего, — беззаботно отмахивается внук. — У них всё равно на меня ничего нет, одни подозрения.

— Чего ж они тогда дом крушили? — сварливо интересуется Ешиля.

Цеад беспечно пожимает плечами:

— В «Вороне» давно не были. И песни послушать хотели. А я не допел, эх.

— Весь в деда, — со вздохом подытоживает старушка. И одобрения в её голосе нет ни на грамм. — Иди-ка сюда, огнеглазый. Пошепчемся.

Это она мне что ли?

Улу несколько раз пригласительно взмахивает ладошкой, так что сомнений не остаётся.

Стоит мне подойти, как женщина вручает мне снова отнятый у сопровождающего зонтик и цепко хватает под руку.

— Ну и как тебе наш Зехга́л? — начинает она светскую беседу. А я запоздало соображаю, что так называется столица Кхелотского княжества и единственный портовый город острова. Город, в котором мы сейчас находимся, в общем.

— Не очень, — отвечаю честно. Вряд ли она завела этот разговор, чтобы посудачить о местных достопримечательностях.

Бабушка согласно прикрывает глаза.

— Было не очень. Теперь совсем худо станет, — произносит печально. — Птичку-то нашу назад привезли. А Мареона только и мечтает, как бы её слопать.

— Вы про Гайлу сейчас говорите? — уточняю.

Улу кивает:

— Да, да, так её звали. Не успела на свободу вылететь, уж назад вернули… — она заглядывает на ходу мне в лицо. — Ты ведь за ней следом прилетел? Из клетки выпустить, верно, хочешь?

Усмехаюсь:

— И откуда вы только всё знаете?

Женщина замолкает и некоторое время смотрит вперёд, шустро переставляя ноги.

— Положение обязывает, — со странной горечью произносит она. — Знать — это самое меньшее, что я могу сделать. Ведь в том, что сейчас происходит, моя вина тоже имеется.

И что-то есть в её словах, что заставляет поверить: сказаны они совсем не просто так. Будто именно она принимала непростые решения и до сих пор несёт на своих хрупких плечах нелёгкое бремя.

— Вина и ответственность — вещи разные, — напоминаю осторожно. — На некоторые вещи не всегда получается повлиять.

Бабушка Улу усмехается:

— Какой добрый мальчик. Именно поэтому я отведу тебя туда, куда не так-то просто попасть.

— Мы что, идём в Чёрный дворец? — как раз вовремя вопрошает Цеад. И тревожно оглядывается, будто ему вдруг стало неуютно от одной этой мысли.

— Мы с огнеглазым — да, — степенно ответствует Улу. — А вы подождёте нас в «Жасминовом вихре». Молчи, — останавливает она желающего что-то возразить Цеада. — Когда призывает Владычица, отказаться невозможно.

Внук пытается протестовать, но старушку не переспорить.