От низкой зеленой травы остались лишь редкие желтые, умирающие клочки растительности на каменистой земле. Тут и там были разбросаны несколько одиноко стоявших деревьев, но и они оказались засохшими, искореженными, почерневшими и без единого листочка. Издалека их ветви, острые и зазубренные, блестели, как причудливые металлические скульптуры. В горячем воздухе пахло медью и пылью.
Пак долго оглядывал мертвый лес.
– Прутик был прав, – пробормотал он, глядя на засохшее дерево. Он хотел было дотронуться до ветки, но, вздрогнув, одернул руку. – Это ненормально. Что-то отравляет дикий лес.
Я потянулась, чтобы дотронуться до одной из сверкающих веток, и резко отпрянула.
– Ай!
Пак повернулся ко мне.
– Что?
Я показала ему руку. Из тонкой, как порез бумагой, царапины на пальце сочилась кровь.
– Дерево, оно меня ранило.
Пак смотрел на палец, нахмурившись.
– Металлические деревья, – размышлял он, доставая из кармана платок и обматывая им мой раненный палец. – Это что-то новое. Увидишь стальных дриад, скажи, чтобы я успел унести ноги.
Хмурясь, я посмотрела на дерево. С одинокой опасной ветки моя капля крови упала на потрескавшуюся землю. Ветви дерева, распростёршись, блестели, словно заточенные тонкие лезвия.
– Оберон наверняка знает, – бормотал Пак, пригнувшись и изучая пучок сухой травы. – Прутик сказал, что оно распространяется, но откуда? – Пак резко поднялся и, качнувшись, вытянул руки, чтобы не упасть. Я схватила его за руку.
– Ты в порядке? – спросила я.
– Все хорошо, принцесса. – Он кивнул, болезненно улыбаясь. – Немного обеспокоен тем, в каком состоянии находится мой дом, но что поделать? – Пак закашлялся и помахал рукой перед носом, словно почуяв мерзкий запах. – Но от этого воздуха мне нехорошо. Давай убираться отсюда.
Я принюхалась, но ничего странного не почуяла, только запах грязи и резкий привкус металла, похожий на ржавчину. Но Пак уже уходил, хмурый от злости и боли, и я поспешила за ним.
Через несколько часов мы услышали вой.
Пак остановился посреди тропы, да так резко, что я чуть не врезалась в него. Он поднял руку, призывая меня молчать.
И тогда я услышала: за спиной послышался, эхом разносимый ветром, хор леденящего душу лая и вой. Сердце забилось быстрее, и я осторожно приблизилась к своему спутнику.
– Что это?
– Охотники, – ответил Пак, вглядываясь в даль. Он поморщился. – Конечно, почему бы не поохотиться на нас, как на кроликов. День бы не удался, не попытайся меня кто-нибудь убить.
Я похолодела от ужаса.
– Нас преследуют?
– Ты никогда раньше не видела дикой охоты, да? – Пак застонал, запустив пальцы в волосы. – Проклятие. Это все усложняет. Я хотел устроить тебе грандиозную экскурсию по Небыли, принцесса, но, полагаю, придется ее отложить.
Лай, глубокий и хриплый, становился все ближе. Что бы нас ни преследовало, оно было огромным.
– Разве нам не пора бежать? – прошептала я.
– От них не убежать, – ответил Пак, шагая назад. – Они уловили наш запах, ни один смертный еще не спасся от дикой охоты. – Вздохнув, он драматично прикрыл глаза рукой. – Полагаю, нас сейчас спасет только унижение моего достоинства. Чего не стерпишь ради любви. Судьба насмехается над моими страданиями.
– Что ты несешь?
Пак улыбнулся своей жуткой ухмылкой и стал меняться.
Лицо его вытянулось, сужаясь, шея удлинялась. Руки дрогнули, пальцы почернели и превратились в копыта. Он выгнул растущую спину, топнул мускулистыми ногами. Весь покрытый шерстью, он упал на четвереньки – уже не юноша, а серый конь с гладкой шерстью, косматой гривой и хвостом. Все превращение заняло секунд десять.
Я попятилась, вспомнив столкновение с тварью в озере, но пятнистый конь топнул передними копытами и нетерпеливо взмахнул хвостом. Я посмотрела ему в глаза, сияющие, словно изумруды, под длинной гривой, и страх немного отступил.
Неистовый вой становился все ближе. Я подбежала к коню-Паку и бросилась ему на спину, хватаясь за гриву, чтобы взобраться. Хоть я и жила на ферме, верхом ездила лишь раз или два, поэтому залезть удалось не сразу. Фыркая, Пак качал головой, недовольный отсутствием у меня навыков верховой езды.
С трудом взобравшись и выпрямившись, я вцепилась в гриву и заметила, как Пак покосился на меня. Слегка привстав на дыбы, конь нырнул в кусты и поскакал прочь.
Ездить без седла отнюдь не весело, особенно когда нет возможности контролировать скакуна или его направление. Скажу честно, это была самая ужасная поездка в моей жизни. Мы проносились мимо деревьев, ветви которых хлестали меня по лицу; ноги горели от напряжения. Пальцы сомкнулись на гриве мертвой хваткой, но это не помешало мне соскользнуть набок, когда Пак свернул. Сквозь ветер, завывавший со всех сторон, до меня доносился ужасающий вой и лай наших преследователей, которые, казалось, уже наступают нам на пятки.
Потеряв счет времени, я не смела оглядываться. Пак ни разу не замедлился, не запыхался, однако шкура его темнела от пота, и я стала пугающе ерзать и соскальзывать. Ноги онемели, а руки, казалось, и вовсе отнялись.